Возле своего старенького, ушедшего до окон в землю домика, на облупившейся крыше которого сияют две телевизионных тарелки, сидит Захар. По левую руку от него стол, на котором разбросаны инструменты, и стоит ящик для дрели с набором сверл. Захар держит руки в карманах фуфайки и смотрит на улицу вдаль. Он задумчив без единой связной мысли.

      Во двор заходит Иван. Ни слова не говоря, пожимает руку Захару, садится на лавочку по другую сторону стола.

      Молчат.

      – Не помешал? – спросил Иван после паузы. – Курить есть?

      – Есть, – сказал Захар, не шелохнувшись.

      Иван ворочается на лавочке, снимает и снова надевает шапку.

      – Дай.

      – На, – Захар некоторой задержкой достает из кармана сигареты и спички, кладет на стол. – Только с коцаной стороны чиркай, – предупредил о коробке.

      – У меня зажигалка, – Иван лезет в карман и достает губную гармошку, чему удивляется, с усилием вспоминает. Потом дует в нее. – Музыкальный инструмент приобрел.

      – Умеешь?

      – Неа.

      – Зачем брал?

      – А че не брать-то по четыре сотни.

      Захар кивнул, признав довод убедительным.

      Иван поднял голову к небу, оно прояснилось, лишь облако-запятая фиолетовой кляксой висело на синем фоне.

      – Масло опять подорожало, – сказал Захар с необычным радостным удивлением. Иван понимает, что речь не о сливочном или растительном масле.

      – Пилу починил?

      – Починил, – Захар скривился: починил-то починил, да ненадолго это.

      – Давай пропьем.

      – Давай.