Клара и тень. Хосе Карлос Сомоза
Читать онлайн книгу.звучал разборчивее. Теперь каждое слово произносилось тщательно и медленно. В этом новом прочитанном фрагменте слышно было: девочка прилагает отчаянные усилия, чтобы не сорвался голос. Но что-то растрескивало ледяные озера пауз – наверное, страх.
– В пещерах люди рисовали только то, что хотели принести в жертву… Искусство египтян было погребальным… Все посвящалось смерти… Художник говорит: я создал тебя, чтобы поймать и уничтожить, и в твоем финальном убийстве заложен смысл твоего создания… Художник говорит: я создал тебя, чтобы воздать почести смерти… Потому что выжившее искусство – это умершее искусство… Если фигуры умирают, картины остаются в веках…
Полицейский выключил диктофон.
– Это все. Конечно, мы анализируем запись в лаборатории. Нам кажется, она сделана в фургоне с закрытыми окнами, потому что фонового шума мало. Скорее всего, был написанный текст, и девочка должна была его прочесть.
После слов полицейского воцарилась глубокая тишина. «Как будто сейчас, послушав ее, услышав ее голос, мы наконец поняли весь ужас происшедшего», – думал Босх. Эта реакция его не удивляла. Фотографии, конечно, поразили его, но так или иначе от фотографии легко дистанцироваться. В бытность свою сотрудником голландской полиции Лотар Босх воспитал в себе неожиданную черствость по отношению к жутким химерам красного цвета, вызываемым в фотолаборатории. Однако слышать голос – это другое. За этим крылось человеческое существо, умершее ужасной смертью. Когда мы слышим скрипку, мы лучше понимаем скрипача.
Для Босха, привыкшего видеть, как она, совсем или почти обнаженная и окрашенная в разные цвета, позировала на улице, в залах и музеях, она никогда не была «девочкой», как называл ее полицейский, разве что однажды. Это случилось два года назад. Колумбийский коллекционер по фамилии Карденас с не очень чистым прошлым купил ее в «Гирлянде» Якоба Стейна, и Босху было не по себе при мысли о том, что может произойти в имении на окраине Боготы, где она, одетая лишь в крохотную бархатную ленту на поясе, будет восемь часов в день позировать перед хозяином. Он решил предоставить ей дополнительную охрану и вызвал ее в свой офис в «Новом ателье» Амстердама, чтобы сообщить об этом. Он хорошо помнил этот момент: картина вошла в его кабинет в футболке и в джинсах – загрунтованная кожа, отсутствие бровей, обычные три этикетки, но вообще ни капли краски – и протянула ему руку. «Господин Босх», – произнесла она.
Голос был голосом девочки с записи. Тот же голландский акцент, та же мягкость.
«Господин Босх».
Благодаря этому простому движению и этим словам полотно у него на глазах превратилось в двенадцатилетнюю девочку. Ощущение было – как удар молнии. В его голове мелькнула мысль о его собственной племяннице, Даниэль, младше ее на четыре года. До него дошло, что он позволяет маленькой девочке работать почти нагишом в доме взрослого мужчины с криминальным прошлым. Но, когда головокружение прошло, им овладело обычное спокойствие. «Конечно, это не девочка, а картина», – убедил он себя. В имении в Боготе с картиной