…Эля осталась одна и походила по квартире, пытаясь представить себя в другом месте, в другом городе, под другой фамилией, не Матюшиной, а Никифоровой. Это была фамилия Гоши. Или лучше оставить прежнюю фамилию, чтобы они с Машкой были семьей? Тогда другой ребеночек будет Никифоров.

      О другом ребеночке Эля еще даже не сказала Гоше, не успела.

      Когда он звонил и спрашивал, как идут дела, Эля отвечала будничным голосом, что все хорошо. Она совсем не умела рассказывать по телефону какие-то личные, интимные подробности, и вообще телефоны не любила. Она представляла, как Гоша приедет, примет ванну, сядет на кухне за стол, она его покормит и скажет:

      – Гош, я беременная.

      Он закашляется от радости, задохнется от восторга и встанет перед ней на колени, как перед божеством. И она, наконец, поверит, что мужчина тоже может хотеть, ждать и любить ребенка.

      Эля полезла в холодильник и открыла йогурт. Пусть малыш получает все самое лучшее, пусть растет.

      Зазвонил телефон, она промокнула губы салфеткой и ответила:

      – Да? Да, Гошенька, я встречалась с риэлтором сегодня, да выставила. Нет, не волнуйся, срочно. Конечно.

      Голос у любимого был строгий, не как обычно. Но Эля понимала: телефон не располагал к душевному теплу. И потом, у него там дела, он нервничает, нашел хорошую недорогую квартиру, старается для них с Машкой и для новенького малыша. Эля улыбнулась. Все будет хорошо.

      Элеонора доела йогурт и пошла в детский сад.

      Вечером, доставив соседских мальчишек на четвертый этаж, Элеонора решилась сказать Вероничке, что они переезжают в другой город.

      Вероничка смотрела с недоверием:

      – Как, уезжаешь? Зачем?

      – Гоша хочет,– не очень убедительно объяснила соседке и подруге Эля.

      – Элька, ты же его почти не знаешь. Почему ты туда? Почему не он сюда?

      – Ника, он же мужчина, у него там дело свое дело. А. я везде устроюсь на работу, мне все равно, где стричь.

      Ника взяла себя в руки. Действительно, что она лезет в чужую жизнь, в своей разобраться не может.

      Эля тоже замолчала: она ведь не выносит ее Гришку, но это не мешает Нике растить детей и получать от жизни удовольствие. Гоша совсем не обязан Нике нравиться. Они и виделись только на дне рождения Элеоноры, разве можно узнать человека за три часа?

      Но настроение пропало.

      – Ладно, мы пошли, пока,– простилась она с Вероничкой, и они с Машкой ушли к себе.

      Машка наотрез отказывалась переезжать в другой город, топала ногами, кричала:

      – Не поеду к этому дядьке жить! – и упрямо поджимала губы.

      Эля прижимала дочь к себе, шептала ей ласковые слова в макушку и утешала ими себя быстрей, чем Машку:

      – Он хороший,