От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири. Владимир Обручев
Читать онлайн книгу.
– жень (1). Гора – шань (2). Небо – тянь (3) и поле также тянь (4). Вода – шуй (5). Лошадь – ма (6) и конопля также ма (7). Запад – си (5) и прежде, в прошлом – си (27); редкий – также си. Восток – дун (9), шевелить – также дун. Север – бей (10), юг – нань (11). Гостиница – дянь (12), недостаток, порок, стыд, позор (13) – также дянь. Ворота – мынь (14), промежуток – цзянь (15), собака – цюань (16). Сяо означает маленький и насмехаться, хао – хорошо, волос и номер, но все это – разные иероглифы. Шань – гора, как мы видели, но зарница – также шань (17), а пишется совершенно иначе. Большой – дады (18), бить – да (19).
Интересно отметить, что цифры изображаются одним, двумя или тремя иероглифами: 1 – и (20); 2 – лян; 3 – сань (21); 4 – сы; 5 – у; 6 – лю; 7 – ци; 8 – ба; 9 – цзю (22); 10 – ши; 11 – ши-и; 12 – ши-эр; 18 – ши-ба (23); 20 – эр-ши; 30 – сань-ши; 80 – ба-ши (24); 100 – и-бай (25); 1000 – и-дяо или и-цянь (26). Иероглифическое изображение цифр, конечно, очень затрудняет арифметические действия.
Сказанное, я думаю, дает достаточное общее понятие о постановке народного образования в Китае в конце XIX в. и о трудности изучения китайского языка не только европейцами, но и самими китайцами.
По моей просьбе Сплингерд показал мне также городскую тюрьму. В одном из переулков он постучал в маленькую дверь в высокой глинобитной стене и что-то крикнул. Дверь открылась, нас впустили и сейчас же закрыли ее. Мы прошли через небольшой дворик, одну половину которого занимала фанза тюремщиков, и через вторую дверь попали на большой двор, окруженный высокой глинобитной стеной; к ней были прислонены многочисленные отдельные каморки, более похожие на стойла конюшни. Двери их были открыты, и арестанты свободно бродили по двору. У каждого левая рука была прикована цепью к спине, правая свободна, чтобы он мог сам готовить себе пищу, пояснил мой спутник. Каждому арестанту выдавали в день 2 фунта пшена и 3 копейки на покупку топлива. То и другое проходило через руки сторожей, к которым, конечно, прилипала часть. Казенной одежды не выдавали, все арестанты были в своей, нередко представлявшей собой лохмотья.
В этой тюрьме содержались только осужденные преступники. Тюрьму, в которой сидят подследственные, Сплингерд мне не хотел показать: по его словам, она ужасна. В общей камере, единственную мебель которой составляла грязная циновка на земляном полу, содержались в тесноте десятка два человек; на некоторых были надеты орудия пытки – деревянные доски (канги) с отверстием для головы, а иногда и для рук, подобные тем, которые я видел в Урге. У других руки были прикреплены в растянутом положении к железной палке, подтянутой цепью к шее, и т. п. В камере яма для нечистот; ужасающая вонь и насекомые.
А следствие затягивалось на месяцы – и люди чахли, часто безвинные, по оговору или недоразумению, в этом аду, как называли китайцы эту тюрьму, служившую также корыстным целям подкупных судей. Не мудрено, что бывали случаи своеобразной мести: человек, сильно обиженный кем-либо, совершал самоубийство у дверей своего врага в твердой уверенности,