Когда я захожу на кухню, мама сидит у бара, уставившись в свой айпад с полным бокалом красного вина.

      – Простите-ка. Ты где была?

      – Ой, извини, мам. Я была у Одена. Я…

      – Не позаботилась о том, чтобы дать мне знать, где ты, – говорит она. – Я знаю, что через несколько месяцев ты переедешь в Нью-Йорк, но пока ты здесь, я требую, чтобы уважала наши правила. А теперь садись есть. Всё остывает.

      При упоминании о еде мой желудок начинает урчать. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как я последний раз нормально ела. Я хочу съесть всё.

      Я сажусь за барную стойку рядом с ней, впиваясь зубами в свой запеченный с начинкой картофель из «Джейсонс Дели», и она говорит:

      – Кстати говоря, о Колумбийском университете. Я сегодня получила интересный звонок.

      Я замираю, мое сердце леденеет, картошка застревает в горле. Это уже случилось? Почему шантажист начал так рано?

      – Ты провалила тест по истории.

      Я выдыхаю, кусочки картошки падают на стойку. Я не должна чувствовать облегчение, но чувствую.

      – Мама…

      – Ты знаешь, что Колумбийский университет может аннулировать свое согласие на твой прием, если твой средний балл упадет до конца года?

      – Да.

      – Точно? Потому что ты только что завалила важный тест, – она смотрит на меня с изумлением.

      – Я исправлюсь. У меня был безумный день.

      – Безумный день? – она поворачивается ко мне, гнев сверкает в ее глазах. – Я уже почти готова забрать у тебя машину из-за этого телефонного звонка от мистера Грина.

      Пожалуйста, сделай это.

      – Он разрешает тебе пересдать этот тест завтра утром, но тебе лучше усвоить, что у тебя будет не так много шансов, подобных этому, особенно с такой темной кожей, как твоя. Ты должна стараться в два раза больше, чем все остальные.

      – Я знаю.

      – А ты знаешь, как усердно мне до сих пор приходится работать, чтобы люди воспринимали