Ясные дни в августе. Повести 80-х. Владимир Алексеевич Фадеев
Читать онлайн книгу.
идиота, но не понимал – на каком?
Второй поход против Неугодова был коротким. В группе ему объявили бойкот. В бюро – теперь факультетском – без разбирательства влепили строгача с предупреждением об отчислении из комсомола, а декан поставил ультиматум: один пропуск и – привет! Староста его отмечал особо, а прогульщики над ним смеялись: гулять надо с умом!
Сначала он на все лекции таскал свои книжки, но из-под тишка дело не давалось: и у рождённого летать ползанье не вдруг-то выходит! Потускнел, потом ни с того ни с сего начал всем дерзить, сорвал несколько занятий и после недельной посещаемости – стопроцентной! – исчез. Появился через несколько дней пьяным и до конца так и не протрезвел. На него пьяного надо было посмотреть! Бес, сидевший в нём до этого тихо, вылезал наружу и… Вымели его из общаги. «Теперь совсем не должен», – только и сказал он мне на прощанье.
Говорили ещё, что была в этом деле женщина, но я, конечно, не верю – какая у Неугодова женщина!
С тех пор не видел, нет. Разве что случайная встреча, лет через шесть, в феврале я приезжал на годовщину окончания и… хотя это наверняка был не он, так что и говорить об этом не стоит…
Я чем занимаюсь? В каком смысле? А! Работаю… Ну, что вы, кто сейчас по специальности работает? Тесно, неинтересно, да и… сами знаете, вы ведь тоже институт кончали…»
4
«…Я-то его понимала, а меня понять ещё проще.
У мальчиков в восемнадцать лет такое бывает. Им это или надолго становится противно, или они прилипают, как перцовый пластырь.
Пришёл он к нам в платную кровь сдавать. Сдал. Встал, уже и коридорчик прошёл и – рухнул. На кушетку его положили – из сестёр я ближе всех оказалась, нашатыря ему, виски помассировала, а когда очнулся – по вихрам погладила да сказала что-то ласковое, всего-то два слова, ну, улыбнулась, наверное, – работа. А ему хватило. На следующий день явился с цветами и долго дожидался под окнами, у всех на виду. Девчонки обсмеялись.
В кино сходили, на концерт какой-то, до середины. К себе его пригласила. Я старалась незаметней, тише – мне ведь тогда уже двадцать семь было, вроде как стыдно, связалась, а он… ну, точно никого на свете больше нет, сам как слепой, и думал – все слепые: поедем туда, поедем сюда, к студентам меня, старую, всё звал, даже – поверите? – к родителям моим ехать собирался, знакомиться. Испугалась я его, не его самого, а того, что из этого всего может получиться. Сами посудите: студент первого курса, без стипендии, носовой платок купить не на что, цветы подарит – неделю без обедов. А мне двадцать семь, не семнадцать…
Взяла отпуск, уехала в Галич, к матери. Подругу оставила пожить в своей комнате – обмануть его было нетрудно: вместо торшера принесли настольную лампу, вместо трюмо – овальное зеркало на противоположную стену, да покрывала свои в чистку снесла, пока суть да дело – почистили. На работе просила говорить, что рассчиталась, уехала неизвестно куда. Вот так… Миша, Мишенька, Мишутка, вот так…»
5
«…Вселился