Познание смыслов. Избранные беседы. Гейдар Джемаль
Читать онлайн книгу.
день, год, может быть, вся их жизнь стоила копейку, если посчитать экономически. А их потомки, которые являются уже офисным планктоном, – их час стоит уже дорого. В этом смысле прогресс есть не что иное, как повышение стоимости жизненного времени обитателя мегаполиса. И мы видим, что воронка прогресса заточена на то, чтобы увеличить массу стоимости коллектива человеческого материала. Сначала повышается стоимость времени мужчин, потом видят, что у нас есть ресурс, – «бабы не работают, бабы стоят у плиты, с детьми возятся, – ну-ка давайте их в экономику вбросим и за счёт этого тоже накрутим стоимость их жизненного времени и получим прирост общего капитала, связанного с человеческим временем». Включают женщин. После этого начинают смотреть: а где что у нас ещё? Вот фермеры сидят – сокращают и эти медвежьи углы, заставляют мигрировать в город сначала безработными, потом используют на примитивных строительствах дорог, заводов. Потом, если они в конечном счёте всё равно оказываются безработными, то нагружают их функцией: быть поводом для социальной программы. Безработный получает пособие, и вокруг него крутятся сто человек, которые получают на том, что они занимаются этими безработными, – ходят, проверяют муниципальное жилье и так далее.
Прогресс заключается в том, чтобы наращивать стоимость человеческого капитала, который заключается в оценке времени. А ведь это есть, собственно говоря, отчуждение в чистом виде, это прямое ограбление человека. Да, конечно, офисный планктон не будет сравнивать себя с дедами и прадедами, потому что они ходят на фитнесс, в какие-то бары, ночные клубы, и они довольны своей жизнью, но ведь они абсолютно двумерны. Вся их жизнь – это просто трансформация длительности их времени в стоимость. Вот это – прогресс.
Я думаю, что ситуация такова: 150 лет назад идеализм никто не продавал, идеализм был ещё остаточным. Это была инертная задержка неких предыдущих матриц, которые не успели 150 лет назад ещё рассыпаться. Ведь было замечено, что обыватель всегда живёт в предыдущем столетии, а элита – в следующем. Скажем, в ХХ веке средний человек живёт в XIX веке, а его авангард уже в XXI, в постмодерне, а обыватель и низы – они ещё «в Дарвине», они ещё в теории эволюции, они ещё, так сказать, в борьбе с церковью, которая уже не интересует никого на уровне ХХ века, но для простых людей это всё ещё актуально.
Так это возврат к тому же самому – к колбасе и к аргументу тела. Вопрос в том, что, если мы имеем какие-то цели в жизни, они всегда автоматически уходят за рамки сугубо индивидуально человеческого,