Заблужденье?

      Нет, это истина. Как в лунном свете,

      Я вижу, изменилось все вокруг;

      Плоть, ослабев, не сдерживает больше

      Полета мысли, что стремится в мир

      Снов и фантазий. Показалось даже,

      Что мне знакомы ваши голоса

      И даже лица, – но слова настолько

      Противоречат им, что я не знаю:

      Кто это упрекать пришел меня?

      Я старший ученик твой, Шонахан,

      Которого учил и наставлял ты

      Так долго, что на Сретенье однажды

      Сказал мне, будто я уже постиг

      Едва ль не все, что нужно знать поэту.

      Нет, это кто-то из толпы придворных,

      Роившихся вокруг меня с рассвета.

      Я заморочен снами – но не сдамся.

      На Сретенье, сейчас припоминаю,

      Я спрашивал ученика, за что

      Поэзия столь чтима; мне хотелось,

      Чтоб у него всегда был наготове

      Ответ для диких, варварских племен

      И тамошних царей. Ну, повтори:

      Что он ответил мне?

      Я отвечал:

      Поэт рисует образы Эдема

      И над младенческой кроваткой мира

      Их вешает, чтоб дети возрастали

      Для радости и счастья. Но зачем

      Я должен здесь стоять, твердя зады,

      Когда ты губишь сам себя, Учитель?

      Я начинаю узнавать твой голос.

      Скажи еще, когда умрет искусство,

      Что будет с миром?

      Коль оно умрет,

      Мир без искусства станет, словно мать,

      Что, глядя на уродливого зайца,

      Родит ребенка с заячьей губой.

      И я тебя еще потом спросил

      (Припомни, коли ты есть ты), как должно

      Хранить поэзию, – и ты сравнил

      Ее с ценнейшими из всех вещей,

      Какими Небо одарило Землю.

      Я отвечал, как ты меня учил:

      Ее хранить должны мы беззаветно,

      Как племя Даны бережет свои

      Четыре клада, как король Грааля –

      Святую Чашу, как Единорог –

      Волшебный камень у себя во лбу, –

      Чтоб кровь свою пролить без колебанья,

      Как сладкое вино… А, понимаю!

      Меня ты хочешь устыдить сейчас

      Моими же словами. Но, Учитель,

      Речь только о Совете Королевском:

      Как может этакий пустяк затронуть

      Достоинство поэзии?

      В тот раз,

      На Сретенье, поэзию отнес ты

      К тем уязвимым Божьим чудесам,

      Что не выносят унижений.