У Полины выступила испарина, она вспомнила лицо на фотографиях, флаги, униформа, медали, автоматы, уродливые военные машины. Представила кровь, детские трупы в желтой пыли.

      – Господи, что происходит? – пробормотала она. Теперь собственные неприятности выглядели мелкими, глупыми. – Что тут происходит? Почему?

      «Я только скулю, жалуюсь и жду, когда само что-то решится! Или кто-то решит за меня. Инфантильная сучка! – Полина от злости покраснела, соскочила с кровати, подошла к окну. – Куда кривая вывезет. Диплом у нее университетский! Надо же наконец самой что-то делать!»

      – Слушай, – Полина резко повернулась. – А та газета у тебя осталась?

      Колинда удивленно поглядела на нее, кивнула.

      – Я могу позвонить Галлю, – она хмыкнула. – Боюсь, правда, моя рекомендация тебе скорей повредит.

      6

      Придя в редакцию, Полина сразу включила компьютер. Данциг на карте Теннесси нашелся сразу, Колинда оказалась права – жуткая глушь: вокруг зеленели поля и леса, синело озеро Боден, до ближайшего города Ноксвилла было сто сорок миль. До столицы штата Нешвилла почти двести. Полина переключила карту в спутниковый режим, кубики домов рассыпались по прямоугольникам приусадебных садов, особой симметрии или порядка в планировании Данцига не наблюдалось. Явно угадывалась центральная площадь и вытекающая из нее главная улица, которая разветвлялась по сторонам загогулинами тупиковых отростков с прилегающими участками.

      Полина елозила курсором по чужим крышам, садам и улицам, разглядывала лужицы бассейнов и скорлупки автомобилей, постепенно осваиваясь с топографией. Нашлась и новая школа, и церковь, большое кладбище на окраине. Она улыбнулась, дотронулась пальцем до кубика школы и прошептала:

      – Все так, все правильно…

      В последние месяцы цель была одна – выжить. Удержаться на плаву. Любой ценой зацепиться за Нью-Йорк, остаться на Манхэттене.

      «Зачем мне Нью-Йорк? И я ему не нужна, это очевидно. Почему же я цепляюсь за этот город, город, который хочет меня раздавить? Что за мазохизм? Меня учили понимать Чехова, Толстого, Достоевского, а не механизм работы фондовой биржи. Мои знания плохой инструмент для добывания денег. А Нью-Йорк – это деньги. Деньги как цель, деньги как средство. Деньги как смысл жизни».

      Лев Толстой с мрачным торжеством глядел со стены, доктор Чехов одобрительно щурился сквозь стеклышки пенсне. «Да, все верно! Все так! И как же я не могла понять этого сразу, ведь так просто…»

      Полина взяла фломастер, подошла к стене и прямо на обоях написала печатными буквами:

      «На что бы ты ни был способен, о чем бы ты ни мечтал, начни осуществлять это. Смелость придает человеку силу и даже магическую власть. Решайся!»

      – М-м, Гете!

      Полина обернулась, в дверях стоял Грингауз, главред «Обозрения». За все время работы здесь это были первые слова, обращенные непосредственно к ней, здороваясь с сотрудниками, он обычно хмуро кивал.

      Полина