Разбудила нас мама. Она приехала ранней электричкой, очень веселая, потому что успела соскучиться и была очень рада нас видеть.

      Она похвалила нас за то, что везде был порядок, и стала доставать из сумок продукты. И газеты для папы, в которые он сейчас же вцепился, как голодный в корку хлеба. И что он там ищет? Я обратил внимание, что папа никаких статей в газетах не читает, а только внимательно просматривает все объявления о всяких покупках и продажах. И что-то из них выписывает в свой блокнот.

      Выгрузив сумки, мама достала с самого дна банное полотенце.

      – Я вам этого не прощу, – сказала она. – Нарочно не предупредили?

      – Мы думали – так и надо, – пожал плечами Алешка. – Мы зато огород полили. Твоя редиска уже мне по плечо.

      – А мы ее сегодня торжественно съедим, – пообещала мама. – Я из нее салат сделаю.

      Папа оторвался от газеты и покачал головой:

      – Очень большой салат получится. Из одной редиски. На три дня. Мы лучше карасей нажарим.

      Но мама его не слушала. Она уже хлопотала у плиты, готовила нам завтрак.

      – Так, – сказала она. – Ничего после вас не найдешь. Где соль? У меня целая пачка была.

      – А мы карасей жарили, – похвалился, объясняя, Алешка. Мама горестно покачала головой:

      – Этой соли хватило бы целого кита зажарить. Марш в магазин. Кулинары!

      – А кит вовсе не рыба, – заметил Алешка.

      Но это нас не спасло, в магазин пришлось идти.

      Опять мимо Мрачного дома. Ворота в его заборе были распахнуты настежь, и во дворе стояли обе машины – ободранная «охранников» и красивая иномарка с черными стеклами самого Грибкова. Иномарка стояла вплотную к распахнутому окну.

      И у меня мелькнула сумасшедшая мысль. А когда такая мысль мелькает, ее тут же надо реализовать, иначе потом будешь долго мучиться – почему не сделал да как бы было хорошо, если бы сделал.

      Я отдал Лешке деньги на соль, шмыгнул в ворота и, тихонько открыв дверцу машины, нырнул в ее комфортабельное нутро. Оно было, как обычно, набито коробками с пивом и пельменями. Но я уже знал, что никаких пельменей там нет, там полно новеньких несъедобных кассет.

      Передвинувшись по сиденью к правому боку машины, я опустил немного стекло в дверце. И тут же через раскрытое окно в доме услышал очень интересный разговор. С Грибковым до хрипоты спорил один из его «охранников».

      ОХРАННИК: Я, Степан Андреич, отказываюсь работать. Не нравится мне в этом доме.

      ГРИБКОВ: Что же тебе не нравится, Витя? Зарплата?

      ВИТЯ: Зарплата мне как раз очень нравится. Мне этот дом не по душе. Боязно.

      ГРИБКОВ: Перепились, да? Привидения вам мерещатся?

      ВИТЯ: Привидения? Скажете тоже. А почему подо мной раскладушка рухнула? Вам смешно? А Игорек только начал кассету писать, под ним табуретка взорвалась. Все ножки вылетели напрочь. Он спиной об пол ахнулся – радикулит теперь его обуял, смешно? А дырка в стене откуда?