братьнаугад тот самый смысл грозящий, ещё

      вчера большой, внутри не настоящий.

      дальдевица к ручью холодна, одна без

      всякого подворья там на холме блистать

      заре дать номер 60489 так громче стоит

      звук чело своё пронумеруя пуля твердит

      своё не знает воздух ей чинит предлоги

      дорога хором по оврагам скучает и число

      свой день рожденья умножает.

      да это лучший разброднейший смысл третий

      пятнадцатый навсегдашний.

      ответь а он о чём? вопрос военный как

      ружьё болящее от штыковой прогулки внутрь

      прозы родовой.

      она вся ваша здесь всё ваше здесь молчу

      слова держу во тьме они во мгле свои

      родят чертоги в них замолкают заглавные

      ноги.

      даль своя да не вся, пусть стёкла меряет

      словами прозрачность меряет слезами, а

      остальное углем.

      он чёрен верен птиц глашатай ворон старинный

      улетел за смертным голубым углом за

      дальним приговором.

      там на пороге дальше всех летаний их стая

      круглая надрезала восток.

      он отличён этой будущей стаей улётом их

      восточно-бурым иль северо-каурым?

      вопрос не жить летел а сверлить свой

      очаг

      где ночь от темноты избавиться спешит

      как от самой себя, от горечи фонарной,

      дождь в вертикальном сне горит высокопарно,

      пылающим углом расшатывая вид,

      словно наследный звук касающихся лезвий —

      или дневных очей или ночного дна,

      в этом горящем сне бессмысленно-железном

      холодных ноябрей открылись имена

      луч слишком медленно похож на незабы

      тую забаву, небес коснулся белый нож:

      он уходил смелей за тучу.

      прощайте! Выстрел не ответит, осечка в

      воздухе сверкнёт, и теней призрачные

      сети лишь ветер звонко разорвёт.

      весна почти что неподвижна, а возле

      блещут времена. вот, вот! шагов хромая

      дюжина – секунд кровавая вина

      семеро тёмных лучей

      сквозь день бессмертно

      проскакали,

      и свежевыкованной дали

      звенела вывеска громчей.

      она из ржавых направлений

      из флюгеров и из могил

      и из пожарных вышек даже

      то вызывала, то нет

      столетний вихрь

      столетний свет

      для никого для никогда же

      для дней проломленных верхом

      звёздно-разнузданною ночью —

      той, что о призраке лихом

      ни знать ни выдумать

      не хочет

      где