«…В этой записке налицо такие явления литературного ряда, которые осознанно вступают в литературу значительно позднее» (Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. С. 129).

См.: «В отношении внешних действий религиозности царь стоял, может быть, выше всех из своих современников (Забелин И. Русская личность и русское общество накануне Петровской реформы. С. 331); «Особую мягкость, особую привлекательность природе Алексея, поступкам его сообщала глубокая религиозность, которая проникала все его существо (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. С. 609. Кн. V. Т. 9–10).

См. уже упомянутое выше письмо Никону, приложением к которому служит статейный список: «Да буди тебе великому святителю ведомо: за грехи всего православнаго христианства, но и паче за мои окаянные грехи, Содетель и Творец и Бог наш изволил взять от здешняго прелестнаго и лицемернаго света отца нашего и пастыря великаго господина кир Иосифа, патриарха московскаго и всея Русии, изволил его вселити в недра Авраама и Исаака и Иакова, и тебе б отцу нашему было ведомо; а мати наша, соборная и апостольская церква, вдовствует, зело слезно и вельми сетует по женихе своем, и как в нее войтить и посмотреть, и она, мати наша, как есть пустынная голубица пребывает, неимущи подружия: так же и она, неимый жениха своего, печалует» (152–153).

Виноградов В. В. О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития прот. Аввакума // Русская речь. Пг., 1923. Вып. I. C. 208–209. Общность письма Алексея Михайловича с аввакумовским стилем можно проследить во многом. Царь так же, как и Аввакум, нередко отступает от непосредственного предмета своего повествования, и, желая снова вернуться у нему, пишет: «Дозде да возвращуся на преждереченное, да об отце своем повесть докончаю» (161); «А отзде да возвратимся на преждереченное» (168). Так же, как и Аввакум, Алексей Михайлович часто употребляет в своем сочинении пословицы и разного рода фразеологизмы: «вчерась здорово, а ныне мертвы» (160); «И тот говорит во всю голову кричит» (169); «От земли создан и в землю идет, чего боятися?» (170); «потому и милостина нарицается, что всем ровна, какова первым, такова и последним» (181); «Учить премудра премудрее будет, а безумному мозилие (мозолие; образно: страдания, раны. – Е. Д.) ему есть» (183). Широко употребляет царь Алексей и просторечия: «яблоку негде было упасть», «нельзя ни пройти, ни проехать», «на злую (великую) силу» (6 раз), «я в двери, а он в другие», «едва с ног не свалился» и др. Как Аввакум называет свой стиль «вяканьем», так и Алексей Михайлович называет свое сочинение «рукописанием непутным и несогласным» (184). Все такого рода примеры показывают, что тот стиль, в основе которого лежит автобиографизм и который до сих пор усматривали только в литературе раннего старообрядчества, распространен был значительно шире, в частности – при дворе. Об общих чертах стиля Аввакума и Алексея Михайловича, касающихся сходства реально-бытового характера художественной детали см.: Демин А. С. Реально-бытовые детали в Житии протопопа Аввакума (К вопросу о художественной детали) // Русская литература на рубеже двух эпох (XVII – начало XVIII в.). М., 1971. С. 232–233.