Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смысла. митрополит Антоний Сурожский
Читать онлайн книгу.
лице. И она вдруг осознала, что они, собственно говоря, не враги. Да, они сидели друг напротив друга, они были в ситуации непримиримого противоречия и напряжения, и все же они были заложниками одной и той же исторической трагедии, их обоих закрутило в вихре истории и бросило одного в одном направлении, другую в другом, но ни один из них не был свободен, они оба – пленники, жертвы. И в тот момент, увидев в другом такого же пленника, как она сама, она поняла, что и он – человек, а не просто функция. Он не враг, он живой человек, – вместе с ней и неотделимо от нее – заложник той же трагедии. И она улыбнулась этому человеку. Это был акт признания, который и есть предельная справедливость. Она увидела в нем не только право быть тем, кем он был, – она увидела, что он не мог быть никем иным, потому что и он – пленник.
Думаю, нам, когда мы размышляем в категориях закона, очень важно осознать, что закон, законность, отношения в духе справедливости начинаются именно с этого – признания за другим права быть тем, кто он есть, а не с того, что некое «я» занимает привилегированное место и начинает награждать или воздавать, одаривать или наказывать. В этом втором аспекте справедливости, будь она награждающая или воздающая, есть нечеловеческий или, быть может, сверхчеловеческий элемент. Французский писатель Виктор Гюго, затрагивая вопрос справедливости и воздаяния в одном из своих романов, говорит, что судья оказывается одновременно и больше, и меньше человека: больше в том смысле, что он над человеком, он может судить и выносить приговор, в то время как на самом деле ни один человек не может судить или приговаривать. Но судья также и меньше человека, потому что лишен права на сострадание, жалость или личную милость.
Однако это второстепенный аспект справедливости. Главный же вступает в силу тогда, когда мы полностью и окончательно соглашаемся на риск принять другого таким, какой он есть, чего бы это ни стоило для нашей цельности, физической или психологической. В этом смысле, когда мы говорим о законе временном и вечном, мы сталкиваемся со множеством нюансов.
На земле любое суждение относится к двум этим областям: тот, кто решился вершить суд над другим, – больше человека, потому что целая группа людей наделила его правами, которые безраздельно принадлежат только Одному – Богу. И одновременно этот человек лишен права быть до конца человечным и отдать свою жизнь, чтобы другой мог быть спасен. Только один Человек, Он один за всю историю человечества сумел осуществить совершенную справедливость, одновременно человеческую и сверхчеловеческую, не отступив от сострадательности: Сам Господь, когда стал человеком. Он имел право судить и Сам же понес назначенное возмездие в акте полной солидарности с виноватым, оставаясь при этом на месте судьи. Смерть на Кресте – единственная точка, где суд встречается с милостью, где человек и Бог полностью и в равной степени вовлечены в одно и то же событие в полном согласии.
До сих пор я говорил о законе применительно к человеческим отношениям,