«Мало кто знает, что на могиле поэта могла быть установлена совершенно другая скульптура. История её началась в 1982 году, когда Театр на Таганке выступил в качестве организатора конкурса на лучший проект надгробного памятника Владимиру Высоцкому. В то время говорить об открытости такого конкурса было просто невозможно, и актёрам легендарной Таганки пришлось лично обзванивать знакомых художников и скульпторов. Стоит отметить, что их труды оказались не напрасными, и на призыв откликнулись не только начинающие ваятели, но и именитые скульпторы Леонид Бренер, Вячеслав Клыков, архитектор Анатолий Игнащенко. Участвовал со своим проектом и художник Театра драмы и комедии на Таганке Давид Боровский. В итоге получилась выставка памятников, выполненных в самых разных решениях и формах: от абстрактных композиций и аллегорий, до простеньких фигур и бюстов.

      На протяжении всего конкурса было огромное количество горячих споров и дискуссий, так как обстоятельства сложились таким образом, что в первые ряды выдвинулось сразу несколько фаворитов. В числе лидеров показа оказались работы и молодого скульптора Александра Рукавишникова, выбравшего лейтмотивом памятника Высоцкому исповедальных «Коней привередливых», и статуя «Бард» известного ваятеля Леонида Берлина. Но если монумент Рукавишникова сейчас, в наше время, хорошо известен всем почитателям таланта Владимира Семёновича, то на описании скульптуры, выполненной Леонидом Львовичем Берлиным, мне бы хотелось остановиться особо. Автор памятника, по-видимому, довольно буквально воспринял определение Высоцкого как человека с обнажённой душой и изобразил его в натуральную величину, с гитарой в руках и… совершенно обнажённым. Даже без фигового листочка на причинном месте! Не удивительно, что с того самого времени в народной памяти накрепко засело «альтернативное» название голого «Барда» – «Призывник перед медкомиссией». Стоит ли говорить, что в СССР подобные авангардные произведения никогда не приветствовались, поэтому ни Марине Влади, ни тем более родителям покойного эпатажный памятник не пришёлся по душе».38