Нет ни рая, ни ада, о сердце мое!

      Нет из мрака возврата, о сердце мое!

      И не надо надеяться, о мое сердце,

      И бояться не надо, о сердце мое!

      Когда с телом душа распростится, скорбя,

      Кирпичами из глины придавят тебя.

      Век минует – и глиною ставшее тело

      Пустят в новое дело, киркою долбя.

      Где мудрец, мирозданья постигший секрет?

      Смысла в жизни ищи до конца своих лет:

      Всё равно ничего достоверного нет —

      Только саван, в который ты будешь одет…

      Тот, кто следует разуму, – доит быка,

      Мудрость нынче убыточна наверняка!

      В наше время доходней валять дурака,

      Ибо разум сегодня в цене чеснока.

      Здесь владыки блистали в парче и в шелку,

      К ним гонцы подлетали на полном скаку.

      Где всё это? В зубчатых развалинах башни

      Сиротливо кукушка кукует: «Ку-ку…»[2]

      Этот старый дворец называется – мир.

      Это царский, царями покинутый пир.

      Белый полдень сменяется полночью черной,

      Превращается в прах за кумиром кумир.

      Где могучий Бахрам за онагром скакал —

      Там теперь обитают лиса и шакал.

      Видел ты, как охотник, расставив капканы,

      Сам, бедняга, в глубокую яму попал?

      Если низменной похоти станешь рабом —

      Будешь в старости пуст, как покинутый дом.

      Оглянись на себя и подумай о том,

      Кто ты есть, где ты есть и – куда же потом?

      В прах судьбою растертые видятся мне,

      Под землей распростертые видятся мне.

      Сколько я ни вперяюсь во мрак запредельный —

      Только мертвые, мертвые видятся мне…

      Вижу: птица сидит на стене городской,

      Держит череп в когтях, повторяет с тоской:

      «Шах великий! Где войск твоих трубные клики?

      Где твоих барабанов торжественный бой?»

      Я вчера наблюдал, как вращается круг,

      Как спокойно, не помня чинов и заслуг,

      Лепит чаши гончар из голов и из рук,

      Из великих царей и последних пьянчуг.

      Эй, гончар! И доколе ты будешь, злодей,

      Издеваться над глиной, над прахом людей?

      Ты, я вижу, ладонь самого Фаридуна

      Хочешь в дело пустить? Ты – безумец, ей-ей!

      Я кувшин что есть силы об камень хватил.

      В этот вечер я лишнего, видно, хватил.

      «О несчастный! – кувшин возопил. – И с тобою

      Точно так же поступят, как ты поступил!»

      Сам я слышал вчера в мастерской гончара —

      Глина тайны свои выдавать начала:

      «Не топчи меня! – глина ему говорила. —

      Я сама человеком была лишь вчера».

      Поглядите на мастера глиняных