Американский историк Сара Липтон начинает свою книгу «Черное зеркало. Средневековые истоки антиеврейской иконографии» c емкого описания этого сдвига. «В первую тысячу лет христианской истории иудеи в западном искусстве оставались невидимы. Разумеется, в рукописях или на архитектурных монументах изображали древнееврейских пророков, армии израильтян и иудейских царей, но их можно было идентифицировать только благодаря контексту, и сами по себе они ничем не отличались от других мудрецов, воинов и королей. А потомков этих библейских персонажей, т. е. средневековых иудеев, на изображениях вовсе не было. Затем после 1000 г. евреи внезапно вышли из тьмы. Наряду с пророками и фарисеями в христианских произведениях искусства стали регулярно появляться и современные иудеи. И появилось несколько наборов визуальных знаков, призванных их идентифицировать, а через это изобличить. К позднему Средневековью иудей превратился в один из самых могущественных и зловещих символов, какие только существовали в христианском искусстве»[40].

      Отношение христианства к иудаизму всегда было двойственным. На средневековых изображениях израильтяне ветхозаветных времен обычно выступали как почтенные «предки» христианства, напоминавшие о преемственности между Ветхим и Новым Заветами. А вот их потомкам – современникам Христа, которые не стали христианами, и средневековым иудеям – была отведена совершенно другая роль: врагов Бога. В истории таких образов важно обращать внимание на контекст. Так, в руках древних пророков длинные свитки олицетворяли Священное писание, которое было доверено избранному народу. В Ветхом Завете видели указания на грядущее Боговоплощение и крестную смерть Христа. Однако в руках фарисеев или Синагоги – женской фигуры, которая в средневековой иконографии олицетворяла иудаизм, те же свитки приобретали зловещий смысл. Они обличали мертвящую букву закона и слепоту иудеев, которые не способны понять истинного смысла своих же священных книг.

      Знак один, а ассоциации разные. Примерно так же складывалась история юденхута. Островерхая шапка как знак «иудейства» появилась в западной иконографии в начале XI в., а в следующем столетии уже стала вездесуща (I.1.5). Но откуда она взялась? Существует две альтернативные версии. Первая гласит, что в ту пору еврейские мужчины в Северо-Западной Европе, где впервые возникли такие изображения, действительно носили колпаки похожего покроя[41]. Потому художники, иллюстрировавшие ветхо-