На улице нас уже ждал старенький микроавтобус «УАЗ». Сквозь облупившуюся серую краску проглядывали красные кресты. Да и окна, забранные матово-белым стек-лом, не оставляли сомнения в том, что машина некогда принадлежала «Скорой помо-щи».

      Игорь Игоревич забрался на место по соседству с водителем, радушно предло-жив мне весь остальной салон. Должно быть, потому что в нем было довольно про-хладно и неуютно. Трубчатая конструкция на месте, где прежде располагалась кушетка для «лежачих» пациентов да пара обтянутых вытертым дерматином сидений по бокам – вот и вся роскошь, полагающаяся рейнджеру-новобранцу.

      Каркас бывшей кушетки я отверг сходу и выбрал левый стульчик. На мой взгляд, он был чуть менее продавленным. Затем я постучал в окошечко, отделяющее салон от кабины. Обернувшемуся водителю изобразил этакого бравого машиниста па-ровоза, подергав с дурашливым видом свисающие с потолка останки какой-то меди-цинской системы, и прокричав: «Ту-ту!» Я изо всех сил пытался убедить себя в собст-венной готовности к предстоящим африканским приключениям.

      Получалось почему-то плохо…

      «УАЗ» дернулся и покатил, рывками наращивая скорость. Водитель был нику-дышный, вроде меня, но машина вела себя на удивление хорошо, даром что древняя. Ни тебе скрежетания при переключении передач, ни бешеного рева дырявой выхлоп-ной трубы.

      Игорь Игоревич вставил в потрепанную автомагнитолу кассету и прибавил громкости. «По дороге разочарований снова, очарованный, пройду. Разум полон смут-ных ожиданий, сердце чует новую беду», – ворвался в кабину знакомый голос.

      Знал он, что ли, Игорь Игоревич этот, мои музыкальные пристрастия?

      – Сердце чует новую беду, – пробормотал я. Крайне символично.

      Сквозь матовые боковые окна, как и сквозь заднее, не было видно вообще ниче-го. Пришлось тянуть шею, выглядывать в лобовое стекло. Мои попутчики-наниматели были люди плечистые, но кое-что увидеть все-таки удалось. Оказывается, мы уже вы-ехали за город, вдобавок свернули на какой-то проселок. Вдоль дороги тянулись тоск-ливые заросли сухой полыни и чертополоха, освещаемыми «дальним» светом фар. Иногда промелькивали встречные машины. Однако вскоре и эта роскошь стала недос-тупна. Пошел снег, да такой густой, что казалось, будто я смотрю не на дорогу, а в эк-ран черно-белого телевизора, потерявшего настройку. Полынь была значительно живо-писнее. Встречное движение тоже почти прекратилось.

      Я устроился поудобнее (удивительно, но это мне вполне удалось) и задремал…

      Проснулся оттого, что мы остановились. Или потому что выспался? Когда толь-ко успел?

      В окошечки проникал яркий свет. Я взглянул на часы – и огорчился. Китайская штамповка, служившая мне верой и даже