История одной любви. Константин Симонов
Читать онлайн книгу.
Возражений нет?» – «Что ж, говорю, если надо – готов», – «Ну, идите, вызовем». Неделя, две, три – звоню. «Значит, пока не надо!» – говорят. Я уж думал, и правда не надо, а сегодня звонок. Ну, а Катя, что ж… Ты же меня сам когда-то учил сообщать о таких вещах в последнюю минуту, когда чемодан уложен. Скажу, успею.
Голубь. Правильно, сынок.
Марков. Не хочешь ли переодеться с дороги?
Голубь. Не прочь. Развяжи-ка рюкзак. Там у старика, помнится, есть чистая сорочка.
Марков (развязывая рюкзак). Однако завязал же ты!
Голубь. Ничего, если поднатужусь, еще и трубу могу в узелок завязать. Давай. (Берет рюкзак.)
Марков (сбросив с ног туфли). Возьми мои туфли, надень. Или ты, может (показывает на сапоги Голубя), зарок дал их не снимать?
Голубь. Ничего, сниму. У меня отпуск полярный. Четыре месяца. Вы еще со мной хлебнете горя. (С рюкзаком и туфлями в руках проходит в другую комнату.)
Марков достает из-под тахты ботинки, надевает их и начинает зашнуровывать. Входит Катя.
Катя. Еще не пришел?
Марков. Кто?
Катя. Андрей.
Марков. Нет.
Катя (заметив брошенное на тахту кожаное пальто Голубя). Дядя Коля? Дядя Коля!
Голубь выходит ей навстречу.
Дядька, родной, когда вы приехали? (Целует его в лоб.)
Голубь (целует ей руку). Катерина Алексеевна, душенька! Старому хрычу очень нужно было тебя увидеть. Дай-ка я тебя поглажу по головке. Ей-богу, ты, правда, выросла. Тебе скоро пошьют первое длинное платье. Небось, уже во вторую ступень перешла? А?
Катя. Еще год, дядя Коля, и кончу университет.
Голубь. Ну, и что дальше?
Катя. Не знаю. Может быть, еще в аспирантуре останусь. Хочется еще поучиться. Очень долго я этого ждала, дядя Коля. И поздно смогла. Ведь со мной рядом за столами совсем девочки сидят…
Голубь. Значит, в ближайшее время дороги да зимовки со мной и с Алексеем Степановичем не поедешь строить?
Катя. Едва ли. Во всяком случае – не хотела бы.
Голубь. Ишь ты, не хотела бы! Такая маленькая, а уже самостоятельная. Да сколько же тебе теперь лет, Катерина Алексеевна.
Катя. Двадцать девять, Николай Семенович. Тридцатый.
Голубь. Неправда. Тебе девятнадцать. Не возражай, не порти мне жизнь. Мне до зарезу нужно, чтобы тебе всегда было девятнадцать. Тогда я старости не чувствую. Я приезжаю – тебе девятнадцать. Я уезжаю – тебе девятнадцать. Я возвращаюсь – через два года – тебе все еще девятнадцать. Ей-богу, я гораздо больше рад видеть тебя, чем этого глупого парня, который мне тут… (Останавливается под взглядом Маркова.)
Катя. Он вам, наверное, уже всего наговорил. Он ведь только со мной такой неразговорчивый.
Голубь. А мне все равно, что он говорил. Я этого и слышать не хочу. Мне только в одно поверить пришлось. Бедная ты моя девочка. Бедная, бедная. Только не плачь. А то и я начну. Ну и глупо будет. Усы, как у моржа, а тоже