Сероглазые сумерки глянут в окошко

      И уйдут, как обиженный гость;

      И гостинец неотданный – звезды в лукошке

      Разбросают по небу. И первая горсть

      Будет тлеть до рассвета на пиках еловых.

      А назавтра, влюбленные в нас без конца,

      Сероглазые сумерки явятся снова,

      Будто им, а не солнцу открыты сердца.

      Ещё не знаешь точно дня рожденья

      Цветов, листвы, душистых мягких трав,

      Но видишь, как идут приготовленья

      В семье полей, полянок и дубрав.

      Вот и ручей запел под снегом тонко

      О том, что зелень смотрится в него.

      Так мама расшивала распашонку

      Задолго до рожденья моего.

      Навек остыли руки рыбака.

      Но как похожи на живые руки,

      Скреплённые при помощи шнурка,

      Большие и тяжёлые, как муки.

      Неужто им и вёсел не держать,

      В раздумье рыжей не сгребать бородки?

      Так просто возле ворота лежат,

      Как в ливень перевёрнутые лодки.

      Знакомая запевочка

      Слышна издалека,

      Неведомая девочка

      Идёт от родника.

      А ветер вьётся около,

      Горят цветы кругом…

      В одном ведёрке – облако,

      И солнышко – в другом.

      На траве золотистые блики,

      Ствол сосновый в душистой смоле,

      И румяной щекой земляника

      Прикоснулась к прогретой земле.

      А над Камой, жарой опалённые,

      Низко-низко склонились кусты.

      Им бы сбросить рубашки зелёные

      И поплыть, догоняя плоты.

      Кофточка застенчивого цвета,

      Под косынкой – золотая рожь.

      Женщина тиха, как бабье лето,

      Протянула запотевший ковш.

      Ничего она мне не сказала,

      Просто поспешила напоить.

      Петь устала, говорить устала,

      Только нежной не устала быть.

      В ней золотые жилы не устали

      Ждать, что за ними дерзкие придут.

      В ней кости и зелёные медали

      Солдат, которых девушки не ждут.

      В ней всё, в земле:

                                  начало радуг, хлеба,

      Тонюсенькой черёмухи, ручья.

      И эту землю на седьмое небо,

      Живой и мёртвый,