Никого из знакомых Барбара не пригласила, а отец упрямо не желал выйти вперед, чтобы подбодрить дочку, которая теперь оказалась в гордом одиночестве. Он так и сидел в шезлонге, делая вид, будто читает «Дейли экспресс». Если из отца с дочерью и мог получиться лакричный леденец, то порядком обгрызенный, но Барбара все равно была бы рада любой поддержке. Отделившись от соперниц, она утратила глянцевую самоуверенность и теперь чувствовала себя неуклюжей, почти голой, тем более что к отцу пришлось пробиваться под улюлюканье зрителей. Когда она поравнялась с отцовским шезлонгом, стоявшим в заднем ряду, настроение у нее испортилось окончательно.

      – Папа, как ты себя ведешь? – прошипела она.

      Томившиеся на соседних местах зрители – в большинстве своем престарелые курортники – оживились. Это же конкурсантка! Прямо перед ними! Выговаривает своему папаше!

      – А, привет, родная.

      – Почему ты ко мне не подошел?

      Отец смотрел на нее с таким видом, будто она спрашивала, как зовут губернатора Тимбукту.

      – Разве ты не заметил, как другие делают?

      – Заметил. Но не одобрил. Это не для меня.

      – Чем же ты такой особенный?

      – Одинокий мужчина, который бежит… как буйнопомешанный… чтобы затесаться в толпу красивых и почти раздетых девушек… Да меня бы в психушку забрали.

      В свои сорок семь Джордж Паркер заплыл жирком и непозволительно состарился. Десять лет он холостяковал – с тех самых пор, как мать Барбары, работавшая в налоговой службе, ушла от него к своему начальнику; Барбара поняла, что вблизи красивых девушек на него нахлынут давние переживания.

      – А зачем бежать, как буйнопомешанному? – спросила она. – Разве нельзя просто подойти к сцене и поговорить с дочкой?

      – Так ведь победа у тебя в кармане, разве нет?

      Барбара вспыхнула. Отдыхающие больше не делали вид, что вяжут или читают газеты. Люди откровенно пожирали ее глазами.

      – Ой, не знаю. Вряд ли, – замялась она.

      На самом деле она знала – в перерыве к ней подошел мэр, шепнул на ушко: «Знай наших!» – и незаметно шлепнул пониже спины.

      – Брось, пожалуйста. Всем остальным до тебя очень далеко. Как до Луны.

      По какой-то причине – даром что это был конкурс красоты – незаурядная внешность дочери, похоже, раздражала отца. Он терпеть не мог, когда она выставляла себя напоказ, даже для того, чтобы всего лишь посмешить родню и знакомых, изображая помрачение ума, легкое подпитие или неповоротливость. Все равно – напоказ. Впрочем, сегодня, когда весь смысл происходящего сводился именно к тому, чтобы себя показать, отец, как она думала, мог бы смягчиться, но нет: если уж приспичило тебе вылезти на конкурс красоты, так хотя бы имей совесть прикинуться дурнушкой.

      Дабы не смущать аудиторию, Барбара сделала вид, будто в его словах прочла только родительскую гордость.

      – Какое везенье: слепой отец, – объявила она во всеуслышание. – Любая девушка позавидует.

      Шутка получилась не самой искрометной, но Барбара выдала ее с каменным лицом и тем самым снискала оглушительный смех, какого, по большому счету, не заслуживала. Иногда она делала ставку на неожиданность, а иногда люди смеялись только потому, что были настроены на веселье. И та и другая ситуация была, по ее мнению, вполне понятна, но кто не задумывается о юморе всерьез, тот, вероятно, в обоих случаях пришел бы в замешательство.

      – Я не слепой, – скупо возразил Джордж. – Показываю.

      Обернувшись, он стал обводить выпученными глазами всех, кто проявлял хоть какой-то интерес.

      – Папа, немедленно прекрати! – потребовала Барбара. – Люди нервничают, когда их сверлит взглядом незрячий.

      – Вот вы… – Отец бесцеремонно указал пальцем на женщину в зеленом макинтоше. – Да-да, вы: у вас зеленый макинтош.

      Старушка в соседнем шезлонге робко зааплодировала, как будто Джордж только что продемонстрировал исцеление от хронического недуга или показал хитроумный фокус.

      – Разве слепой