Гулящие люди. Алексей Чапыгин
Читать онлайн книгу.
в стрельцы запишу, мушкет на тебя возьму, поручусь!
– Не можно, тятя, – я патриарший ризничий… Секлетея Петровна, возясь в стороне, плюнула:
– Вишь, он кто?!
– Ой, не может того быть!
– Я не бахарь! Правду сказываю.
– Чул я, да не верил… хотел пойти до тебя, дела мешали и помоги нет – Петруха уехал с Никоном царицу провожать, може, скоро оборотит. Старая баба, чего ты тамашишься, не подаешь яство?!
– Поспеете… Опоганили вот последыша, теперь к столу не сяду, опрично от вас пить, есть буду!
– Ешь хоть под печью – нам же давай чего погорячее.
– Подсудобил родителям пакостник Анкудимко! Увел малого – погубил навек…
– Анкудим монах доброй, бражник лишь, да и то около бога ходит, таковому ему и быти подобает!
– Ой, рехнулся старой! Богохульник, ой, Палыч! Плотно поужинав и выпив гвоздичного меду, отец с сыном пошли наверх в горницу:
– Сними-ка ормяк, сидишь в верхней одежке, будто к чужим пришел.
– А, нет, тятя, сижу и мыслю – повидал своих, пора к дому – там у меня патриарше добро стеречи остался единый отче Иван! Ныне опас большой… много развелось лихих людей… навалом лезут. Давай на дорогу попьем табаку – у нас того делать не можно.
Сенька вынул рог с табаком, они выпили две трубки добрых.
– Хорош ты, и лицом красен! Эй, сынок, неужели тебе в стрельцах не быть?
– Может статься, буду, а ты, батя, не давал бы матушке примать в дом нищих, нынче такое опасно… занесут, зри, моровую язву – беда!
– Ну как их не пустишь? Из веков вся родня нищих звала и чествовала…
– Як тому сказываю, что слышал, как патриарх наказывал боярину: «Не примать и гнать их, заразы для!»
– Ох, и Секлетея моя Петровна…
Старый стрелец не кончил речи, мать, подслушав их, ворвалась в горницу. Горница плавала в табачном тумане. Старуха закашлялась, заплевалась и, топая ногами на сына, погнала его вон из дома:
– Вон, еретик! Антихристово отродье, – я тебе от сих мест не мать!
– Ну, полно, старуха! – пробовал примирить сына с матерью Лазарь Палыч.
– Ты-то молчи, потатчик… Не уйдет, побегу к боярину Артемью Волынскому, все обскажу, нос ему, еретику, выродку, отрежут за табашное зелье[119], палочьем изобьют по торгам. Уходи по добру – тьфу, сатана!
– Уйду, матушка!
– Я тебе не матушка, окаянному! Блудник-на убогих людей наговаривать!..
Сенька обнял отца, спустился вниз и, не глядя на мать, вышел за ворота. Отец остановил его:
– Стой-ко, сынок, возьми фонарь, без фонаря натычешься носом – дорога ухаб на ухабе…
– Убреду авось, фонарь дай.
Отец зажег слюдяной фонарь, дал Сеньке, а когда сын шагнул от ворот, крикнул:
– Чуй, Семушка?!
– Ну, батя, – чую!
– Заходи к Новодевичьему, – эту неделю мой караул там.
– За-ай-ду-у!
После светлой горенки, где давно горели свечи и теплилась большая лампада, Сеньке показалось, что он идет