Мне нужна здесь только столовая – позавтракать/пообедать перед вечерним поездом. Но сначала я захожу на ярмарку. Типа я в командировке – надо собирать впечатления.

      Продают школьные тетради, пеналы, линейки (похоже, спрос на все это здесь ничтожный), стиральный порошок, пирожки, воду «Буратино» и «Байкал», грампластинки (они, кстати, хорошие: чешский саксофонист, венгерский ВИА, альбом последнего конкурса в Юрмале – купил бы, но у меня впереди еще три недели на перекладных).

      Гора картонных коробок из-под апельсинов – представляю, какая здесь стояла очередь.

      К прилавку, у которого я тормознул, шествует пара: русоволосая кустодиевская деваха в искусственной с серебристым отливом шубке. Шубка ей чуть тесновата. Так же как и высокие сапоги на ее могучих икрах, зато высоченные каблуки этих – импортных, разумеется, как и шубка, – сапог делают ее шаг по-женски протяжным и чутким. Рядом с ней – высокий, стройный, гибкий парень: маленькая кепочка, усы подковой, оранжевая, в белую полоску, рубаха с отложным воротником виднеется под расстегнутой стильной светло-коричневой курткой. Его хоть сейчас снимай на конверт для грампластинок, которые я недавно рассматривал, только снимать надо так, чтобы в кадр не попал грязноватый бинт на руке, из-под которого торчат темные припухшие пальцы.

      Парень поймал мой взгляд, и я кивнул ему:

      – Бандитская пуля?

      – Д-д-да нет, – улыбается он. – Эт-т-то… это я на буровой… с-с-дуру…

      – Ага, руку вместо бура употребил, – хохотнула его жена. – Спасибо – руку, а не что другое! – И поворачивается к прилавку: – Ну и что, Тань, у нас новенького?

      – Мыло и косметика из Японии.

      – А подробнее?

      – А подробней на упаковке. Или ты по-японски разучилась?

      – Я?! Сакура—куросава—харакари—мицубиси – банзай… Еще?

      Худая бурятка в сером платочке и темной мешковатой рабочей куртке аккуратно, как сапер брикетики тола, укладывает в хозяйственную сумку брусочки хозяйственного мыла.