Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина
Читать онлайн книгу.
ее любила. За облепиховый сок готова была что угодно сделать.
– А я малину больше. У нас в огороде малинник большой, мамка за ним присматривает. Как июль, так мы целые тазы ягод собираем и варенье с них варим. А уж это варенье хоть куда можно! И в чай, и в кашу, и в творог… Творог с малиной вообще обожаю! А из цветов… Пионы, наверное. Больше всего пионы люблю. Даже платье хотела с пионами купить.
– И как? Купила?
Я грустно вздыхаю.
Закутываюсь в одеяло потеплее и глухо выдавливаю:
– Не успела.
– Это ничего, однако. Сима! Эй, Симк, подь сюды!
Из-за стола грузно поднимается Симка и послушно ковыляет в нашу сторону, шаркая по полу тяжелыми волосатыми ногами.
– Каво надо?
– Симк, у тебя ткань с пионами есть?
– Нема.
– Совсем? Ты ж не смотрела.
– Нету. Тут такова не дают.
Тамара вздыхает. Поворачивается ко мне. Машет рукой:
– Симка тут швея, как видишь. Если одежду какую состряпать – ты ее проси, сделает. Только вот ей ткань нужна, однако…
– А ты у Веры попроси, – вдруг встревает Васька. – Они с комендантом друзья, Верка у него хоть ткань, хоть целое платье вымолит.
И мне почему-то совсем уже не обидно на уколы Васьки. Пусть себе болтает что вздумается. Я-то знаю правду, и никакой вины на мне нет, а совесть чиста.
Так, завернутая в одеяло, я падаю на подушку и закрываю глаза.
Даже сейчас чувствую, как Тамара пристально на меня смотрит.
– Это ничего! – бодро повторяет она. – Будет у тебя платье с пионами, вот увидишь!
Будет у меня платье с пионами, вот увижу. И блокнотик немецкий будет, и конфетки от Никитки. Все будет.
– А как выйдем отсюда – так я тебя к себе в гости позову, соком облепиховым напою да с Олей познакомлю…
Она говорит что-то еще. Долго говорит, много говорит. Да только я ее уже не слышу.
Засыпаю…
***
Комендант сидит в кресле, закинув ногу на ногу, внимательно наблюдает за мной и курит. Курит так профессионально и небрежно, что вырисовывает вылетающим из разомкнутых губ дымом рисунки в воздухе. Или эти рисунки вижу только я?..
– Стирай усердней, – приказывает, а каждое его слово сопровождается очередной порцией великолепного дыма.
Мне хочется спросить, почему он ничего не делает, почему он сидит в кресле и попросту бездельничает.
Но я не спрашиваю, а продолжаю сгибаться над ванной и натирать немецкую форму хозяйственным мылом. Поправляю сползающие на голые плечи бретельки сарафана. Раны немыслимо разъедает, руки от этого отекают. Но я стираю. Правда, по его словам, «недостаточно усердно».
– Тебя не тошнийт вчера?
Утираю со лба пот и выбрасываю:
– Нет.
– А сегодня?
– Нет.
Наверное, даже если бы всю ночь я блевала до разрывания глотки, ему бы все равно не сказала. Пусть бы выпил отравленный коньяк и наконец отбросил коньки.
– Значит, цианид там не быйт. Или ты просто