Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции. Евгений Цымбал
Читать онлайн книгу.
Тарковский
P. S. Приходилось ли Вам, будучи человеком семейным, быть безработным и не получать зарплаты? Вряд ли. Иначе Вы бы так не вели себя в Вашем положении, как сейчас по отношению ко мне193.
За месяц в деревне Тарковский не написал почти ничего. «Гофманиана» не поддавалась. Андрей Арсеньевич не мог настроиться на нужное внутреннее состояние, без которого литературная работа не идет. Он обдумывал структуру сценария, надеясь, что найдет нужный сюжетный ход, который позволит развернуть драматургию фильма.
Не отпускали Андрея Арсеньевича и мысли об «Идиоте». Требование Ермашом расширенной заявки он расценил как имитацию интереса к его новому фильму. Именно поэтому он так резко потребовал ответа от министра кинематографии. Вряд ли Ермашу когда-либо приходилось получать подобное письмо. Его подчиненный, один из сотен режиссеров, работающих под его началом, вместо униженной просьбы гневно требует от министра ответа. Мало того, он угрожает «сделать соответствующие выводы» и намекает на некие ответные меры, о чем недвусмысленно свидетельствует подпись «режиссер (пока еще) к/с „Мосфильм“». Тарковский дает понять, что на «Мосфильме» (читай: на советском кинематографе) для него свет клином не сошелся, и работа для него найдется в других местах и странах.
Сейчас трудно представить, что режиссер мог так требовать работу от продюсера после фильма, который того не устроил. Сегодня в ответ на такое письмо 99% продюсеров не сделали бы в ответ ровно ничего.
Марианна Чугунова: Андрей Арсеньевич замечательно знал произведения Гофмана, но биографических данных у него никаких не было. Я каждый день ходила в Библиотеку им. В. И. Ленина и переписывала ему – такая книжка есть Жана Мистлера «Жизнь Гофмана»194 – и посылала письма ему в деревню, в неделю два, три письма. Других источников не было, остальное придумал. Это единственный сценарий, который он здесь один написал195.
Пролонгация «Гофманианы» и миражи «Идиота»
Размышляя над сценарием, не находя ответа на волнующие его вопросы, Тарковский пытается понять, как возникает замысел – у него, у Гофмана, вообще у любого художника, и от чего этот процесс зависит. Он приходит к выводу: прежде всего от «формы и наличия души». Вот только что такое душа, почему у одного она есть, а у другого, судя по сентенции Тарковского, души не наблюдается, вопрос остается открытым. Но все же в результате этих размышлений (или вопреки им) у Андрея Арсеньевича начинают возникать образ и настроение сценария. Тарковский погружается в философическое настроение. Он читает недавно опубликованный роман своего швейцарского знакомца Макса Фриша «Штиллер». Книга имела большой резонанс в Европе, ее быстро перевели в Советском Союзе. Андрея Арсеньевича, как и героя романа, вдруг взволновала проблема добровольного отказа от частной собственности. Такое впечатление, что помимо «Штиллера» он перелистал случайно попавший в его руки учебник, причем сразу в двух частях: «Политэкономии капитализма» и «Политэкономии социализма».