Молчание вдребезги. Как написать и потерять роман. Марина Лугавцова
Читать онлайн книгу.
ответил Журавликов в некотором смущении: – Э-э-э-э, мы с вами знакомы?
– А кто мне месяц назад костюмы полярников для выставки выдавал со склада института Арктики и Антарктики?
– Не может быть? Неужели это вы? И что у вас с лицом? Вас кто-то обидел? Глаз подбил? Или, как водится, в темноте сами приложились о подходящий дверной косяк? Уж простите – не сдержал любопытства. Мне маменька постоянно твердит, что никогда не надо замечать мелкие недостатки окружающей действительности от слова «совсем». Черт, опять не справился.
– Никто меня не обижал. Очки с темными стеклами дома забыла – так что глаза и опухший нос теперь не спрятать. Я неделю фонд рисунков детей блокадного Ленинграда разбираю. Рыдаю весь рабочий день, остановиться не могу.
– А когда домой придете, что делать будете?
– А почему это вас волнует? – вопрос Степана, признаться, застал врасплох.
– Нет-нет! Не подумайте ничего этакого. Я просто представил, как вы идете вся такая грустная, дверь в квартиру открываете, ключик «звяк-звяк», и «Чу! Звериная тропа где-то в недрах кухонной пещеры задрожала от топота», кто-то бежит к вам навстречу, торопится, поспешает, огненную землю стальными когтями царапает: «Где она? Где кормилица верная и гладильщица искусная? Неужели вернулась моя прелесть неизвестно откуда?» И правильно, вы уже улыбаетесь, потому что дома вас чудо расчудесное встречает. Здравствуй, говорит, любимая хозяйка. Не печалься. И лапочкой так поглаживает.
Журавликов засопел, вытаскивая из-под скрещенных рук чью-то черную мягонькую лапу.
– Посмотрите, какой зверек симпатичный. Только очень не вовремя он у меня обнаружился. Я ведь завтра в командировку лечу. А мамулька откочевала замки на берегах Луары созерцать. Мне живой подарочек на собственный день рождения и не с кем оставить. Не приютите?
Я непроизвольно вздрогнула.
– На время, на время! – заголосил полярник, вытаскивая откуда-то из-под рубашки стройного кошачьего подростка с испуганными глазами. – Клянусь жизнью и честью единственного знакомого пингвина-альбиноса, приеду и сразу же назад заберу. В первый же день, как приеду, так и заберу. А кот необыкновенный! Шкурка, как у соболя, блестит. Только посмотрите! А глаза какие! Ярче фар вездехода в ночи сияют. Отдавать, конечно, жалко, но обстоятельства непреодолимой силы… А знаете что? Я вам для выставок еще и трофеев всяких привезу. Ящик или два. А, может, и три. Ну, соглашайтесь. Я ведь в переход от отчаяния вышел. Смотрите, какой спокойный и задумчивый кот. Прислушивается к разговору, вроде как понимает все.
– Не орет, не поет с утра голодные песни? – спросила я, всматриваясь в печального кота, повисшего в трясущихся от нетерпения потных ладонях Журавликова.
– Какие песни? – взревел полярник. – Молчит целыми днями. Ни разу «мяу» из себя не выдавил. Когда в миске пусто, подойдет ко мне, бывало, и так с выражением