Раубриттер II. Spero. Константин Соловьев
Читать онлайн книгу.
Столько пальбы учинили, что старик Святой Петр, должно быть, свои чертоги до сих пор от дыма проветривает.
– Мятеж ведь подавили? – осторожно спросил Гримберт. – Я слышал, маркграф Лотар, потерпев поражение, запросил пощады.
– Как есть запросил, – в голосе Берхарда Гримберту послышалась злость, еще более едкая, чем здешнее вино. – Раскаялся прямо посреди боя, встал на колени и сердечно просил императора простить его за недостойное поведение. Будь он обычным пехотинцем, ему голову тесаком отрезали бы, пожалуй. А может, кости переломали бы обухом и скинули в канаву помирать. Но между сеньорами так не положено. Его величество император милостиво согласился простить своего раскаявшегося вассала, а Святой Престол наложил покаяние и велел более против трона не идти.
«Да, – вспомнил Гримберт, – так и было. Если Лотар чем-то и был наделен сверх меры, кроме самоуверенности, так это чутьем по части того, как сберечь свою шкуру. Истекающие кровью войска мятежных баронов еще трепыхались, отползая под натиском туринских рыцарей, а Лотар де Салуццо уже раскаялся в своих грехах и верноподданнейше запросил мира».
И Гримберт Туринский дал ему мир. Такой, что вся земля Салуццо, кажется, затрепетала от ужаса.
– Железная Ярмарка, – голос Берхарда скрежетнул, как тупое лезвие по точильному камню. – Вот что Паук подарил выжившим мятежникам, мессир. Он пощадил Лотара, но только не прочих – баронов, рыцарей, прислугу… На них-то императорское прощение не распространялось, как понимаешь. Железная Ярмарка. Страшное это было время. С одной стороны, оно понятно, что мятежнику на милосердие уповать вроде как не приходится, с другой… Я ведь слышал эти крики. Даже тут, в Бра. Днем и ночью. Десятки, сотни людей… Иногда мне даже чудилось, будто весь город воет от боли. Но это кричал не камень, мессир, это кричали люди, причастившиеся справедливости Паука.
«Крики тоже были, – вспомнил Гримберт. – Отвратительные, не смолкающие крики. От них нельзя было укрыться даже за толстыми дворцовыми стенами, их не заглушал придворный оркестр, зря только терзал струны». Чтобы не слышать их, ему приходилось оглушать себя лошадиными дозами аквавиты с эскалином, проводя целые дни в чертогах пленительных галлюцинаций.
– Он был обязан наказать мятежников, – Гримберту пришлось допить вино, чтобы хоть немного размягчить пересохшую глотку. – Разве не так?
– Оно, может, и так, – безразлично согласился Берхард. – Отруби он десяток голов, никто бы и ухом не повел. Такая уж доля мятежника, всем понятно. Но Паук решил преподать Салуццо такой урок, который не забудется и через сто лет. Насчет Железной Ярмарки – это его придумка была. Большого юмора был покойный Паук, да сожрут его печень адские бесы. Большого юмора и большой злости. Выпьем за него, мессир, за твоего хозяина. Дрянь был человек и помер, как дрянь, а все ж память о себе оставил, пусть и такую…
Гримберт попытался сделать глоток, но не смог – губы вдруг затвердели, как каменные, едва не звякнув о кружку.
– Гримберт