…Первое устойчивое ощущение показало, что со мной всё явно не в порядке. То есть ощущение тела такое, что вот вроде оно есть, а вроде бы его и нет… Или что я – не совсем я, и тело, соответственно, не совсем моё. Или вовсе даже не моё…

      А это не есть хорошо, Полина. Мало того, Полина, это есть очень и очень плохо.

      Но всё это может означать только одно: после своего очередного преодоления себя я провалялась в коме пару – тройку недель, вот и дошла до такого состояния. Или же чьи-то последовательные на протяжении последнего времени усилия по лишению меня жизни увенчались, наконец, успехом.

      Вспомнить какие-либо события из недавнего прошлого также не удавалось.

      Темень была непроглядной, и пришлось действовать на ощупь. С трудом удалось унять руки, и они перестали непроизвольно вскидываться и метаться, пугая меня смутными мелькающими бликами.

      То, что я пыталась ощупать, и телом назвать было совершенно невозможно. Это нечто оказалось настолько жалким и хлипким, что я даже опасалась делать резкие движения.

      То ли светлее становилось, то ли восстанавливалось зрение, но руки вскоре удалось рассмотреть: длинные, худые, с тонкими пальцами, бледные, с полупрозрачной кожей и с просинью вен. Оставалось надеяться, что это эффект недостатка освещения.

      Несколько раз я себя, как полагается, ущипнула за разные места. Больно было.

      Надежда на то, что это я и просто долго болела, окончательно рухнула с первым взглядом на волосы, которых оказалось и как-то непривычно много, и, кроме того, они были повсюду. Длинные, тускло мерцающие и извивающиеся серебристыми змеями, они своим нереальным видом вызвали у меня откровенную паническую атаку. И по-видимому, именно они и создавали это призрачное освещение вокруг.

      Закрыв глаза, чтобы не видеть этого безобразия, и пытаясь восстановить дыхание и дать вернуться сердцу в положенное ему место, я с ужасом обнаружила, что это самое место у сердца в этом теле находится совершенно с противоположной стороны. Справа, да.