Лажа под названием жизнь. Любовь Гайдученко
Читать онлайн книгу.
совсем ещё, три с небольшим. Какое тут чтение! Ещё в погремушки играть надо. А потом выяснилось уж совсем невероятное – оказывается, Любочка знает всего «Евгения Онегина». Это обнаружилось случайно. Пошли на ёлку на бабушкину работу. И там все дети становились на стульчик и читали детские стишки. А когда туда поставили любимую бабушкину внучку, она выдала такое: «Мой дядя самых честных правил…», читала долго и не хотела остановиться, пришлось применять насилие, что закончилось жуткой обидой и рёвом.
В школу тогда принимали только с семи лет. И вот за эти три года – с четырёх и до семи – Любочка добралась до многих произведений русской классики, которых в изобилии содержала бабушкина библиотека. И тётушка привозила детские книжки из Ленинграда буквально чемоданами – ещё не было книжного дефицита, как тогда, когда у меня родилась дочка, и книги для неё мы доставали с большим трудом, сильно переплачивая и вообще идя на всяческие ухищрения.
В общем, в школе Любочке было нечего делать. Из множества прочитанных книг она узнала про всё на свете гораздо больше, чем это было положено по школьной куцей программе. Ей было там скучно, потому что учителя ею не занимались, а автоматом ставили одни пятёрки. Внимания требовали те, кто плохо усваивал учебный материал. А с Любочкой всё было слишком понятно.
Вот по поведению у неё частенько была двойка. Она – страшно подумать! – спорила с учителями, отстаивая свою точку зрения, в то время как все остальные дети молчали в тряпочку. И всё бы ничего, чёрт бы с ней, но ведь какой пример она подавала остальным?!!
И вообще, в те далёкие времена право голоса не имел никто, только какое-нибудь очень большое начальство. Это вам не сейчас – трынди, чего твоя душа пожелает, кукарекай, блей, мычи, хрюкай, гавкай – никто тебя не остановит.
Ну, пока была совсем небольшой – особо не боролись и не заставляли быть такой, как все, ещё и потому, что училась лучше всех, и за это многое прощалось. Да и бабушка, прожившая при тиране всю свою сознательную жизнь и претерпевшая много гонений из-за своего непролетарского происхождения, объяснила ей, что высказывать свои взгляды и мнения вслух – чревато. В то время уже, может быть, и не отправили бы в Гулаг и не сгноили бы – тиран-то уже откинулся – но жить нормально бы не дали. И страх после десятилетий террора, когда люди пачками исчезали в никуда, был ещё очень силён.
Неприятности начались уже к старшим классам, хотя ей пришлось и в комсомол вступить – понимала ведь, что нельзя быть не такой, как все, и пыталась покривить душой, но это, конечно, плохо получалось…
А после школы и вовсе началось чёрт знает что: поступала в вузы, несмотря на огромный конкурс, и бросала. Всё потому, что способности-то у неё были сугубо гуманитарные, а гуманитарные науки тогда находились под гнётом идеологической чуши, именуемой марксизмом-ленинизмом. А кроме способностей, ребёнок родился ещё и полностью бескомпромиссным,