Русские подвижники XIX века. Евгений Поселянин
Читать онлайн книгу.
Юрьева монастыря, пожалован орденом св. равноапостольного князя Владимира 2-й степени.
Но не эта внешняя деятельность выдающегося архимандрита заслуживает внимания. Ценна его внутренняя жизнь.
С раннего возраста имея аскетические задатки, он особенно стал внимать себе с тех пор, как однажды при чтении Послания ап. Павла к Тимофею его воображение было поражено образом истинного служителя веры. Тогда, по глубокому смирению своему, он проникся сознанием своего недостоинства, стал самым строгим для себя судьей, его благочестивое настроение обратилось в пламенное духовное чувство, боязнь всякого дела и слова неправедного, постоянную брань с тонкими движениями самолюбия и самоугодия. Имя Господа стало его постоянным орудием, ревность Божия действовала в нем так сильно, что при чтении или беседе он должен был часто удаляться, чтобы скрыть свои слезы. Он любил учиться от самых простых людей и искал обличений своих недостатков. Зато и сам, если замечал в людях искреннее желание исправиться, – обличал их. Разум его был столь проницателен, что когда он беседовал с кем наедине, то, казалось, угадывал тайные помыслы и желания. Иные слышали от него указание их тайных грехов. Обращавшимся к нему за назиданием он объяснял необходимость постоянно помнить всюду и всегда имя Иисуса Христа и творить Ему неустанную краткую молитву: «Имя Иисуса Христа, как пламенное оружие в руках Серафимов, ограждает нас от нападения искушений. Пусть это одно неоцененное великое имя пребудет в сердце нашем. Пусть это имя будет и в уме, и в памяти, и в воображении нашем, и в глазах, и в слухе, и на дверях, и на прахе, и за трапезой, и на одре. Оно укрепит ум наш на врагов и, подавая вечную жизнь, научит нас мудрости без всякого мудрования». Также учил он о великой и непобедимой силе крестного знамения.
Праздных слов бегал Иннокентий, как огня, и говорил себе: «О Иннокентий, помни, что от слов твоих оправдишися и от слов своих осудишися».
В поучениях своих он не искал витийства, а произносил их с силой, воодушевлением и жаром. Во время службы видно было, что он предстоит самому Господу – молитва его сердца слышалась в возгласах, прорывалась во вздохах и слезах.
Осуждения он не терпел, и, когда раз один монах с негодованием передал ему о клеветах, распускаемых про самого Иннокентия, тот ответил: «Не укоряй, брат, а молись. Как могу питать гнев на врага моего? Самая моя одежда не напоминает ли мне о младенческом незлобии?» Всякие разговоры о пороках других он немедленно пресекал.
Глубоко скорбел Иннокентий о противоречии жизни обязанностям христианским. Он дивился, что, когда в церквах служба и пение, театры полны зрителями, заплатившими дорого за то, между тем как богатые из них скупятся положить грош на украшение храма.
Однажды пришел к Иннокентию бедный отшельник в ветхой одежде, и Иннокентий предложил ему одну из своих. Тот отказался. «Брат, – сказал архимандрит, – если ты ради Господа не примешь эту одежду, я отдам ее нищему или брату на дороге». Инок взял, наконец, одежду и сказал:
«Ныне