Книга мёртвых. Эдуард Лимонов
Читать онлайн книгу.
голова
О нет, не по дивану
лежал он на полу.
Российскому смутьяну
не подойти к столу
Ведь он не раболепил
а жил себе, творил
Аптечных злаков не пил?
Нет пил, конечно пил!
Роскошнейший художник
и милый человек
целую твою рожу
прости меня навек
Я часто был занудой
нотации читал
но и Лимонов чуду
всегда служил-бежал.
Это не конец стихотворения, но достаточно, чтобы понять моё к нему отношение. Да и то, что я вступился за него, когда его избил Губанов, отомстил, дав Лёньке бутылкой по голове, аргумент в пользу особого моего отношения. Нотации же я, возможно, читал ему за беспорядок, который он учинял в квартире маленького Кушера. И уж наверняка я зануживал его просьбами и советами ограничивать себя в питье. Сам я далеко не был примером трезвенника. Помню эпизод, когда я поранил себе палец и, осатанев от вида крови, с жутким криком бежал по улице Кировской в потоке машин. Тогда меня поймали и откачали Ворошилов и Алка Зайцева. Но я, подебоширив с ними пару дней, возвращался в свою нору – читал и писал. Они же не останавливались. Вся та жизнь, эпизоды семилетнего, день в день с 30 сентября 1967 года по 30 сентября 1974 года, пребывания в Москве, невосстановимы, разумеется. Можно лишь вспомнить общий настрой, дух, проявлявшийся в отдельных фрагментах. Помню, мы с Анной снимали уже комнату на Открытом шоссе, близ Преображенки, а Ворошилов опять осел у Кушера. Было лето, окна стояли распахнутыми. За что-то обидевшись на Ворошилова (он уснул пьяный), я от злости собрал все его картинки (в основном гуаши на картоне), связал их и прошёл от Уланского по ночной Москве на Открытое шоссе. Проснувшись, Анна в ужасе не могла понять, что я принёс. Затем стала бранить меня. В другой раз Игорь позвонил и передал через соседку, что погибает и просит спасти его, и дал адрес. Благородный Лимонов положил в карман десятку, только что полученную за пошитые неизвестному теперь москвичу брюки и отложенную на оплату комнаты, и поехал. Ну, гибель, скорее, постоянно висела над буйной головой художника, поэтому – чуть больше гибели, чуть меньше… Приехав куда-то, кажется, к метро «Студенческая», я нашел Игоря, он ждал меня в пивбаре. Домой к Анне я вернулся через двое суток. Однако я выполнил свой долг перед товарищем: ему надо было выговориться, он чувствовал себя младшим товарищем других наших экспрессионистов, достаточно ярких – Яковлева и Зверева. Ему нужно было с кем-то близким двое суток эту тему развивать, что-то в результате понять для себя, а что-то, чтоб сказал ему я. Поэтому я не считал после, что он вызвал меня по неважной причине, «погибель» существовала в форме его страха перед вторым местом. Он говорил мне, что умеет делать вещи «лучше Зверя», что «Зверь клепает картинки для иностранцев».
В 1989 году я ходил по аукциону, картинки и Зверева, и Ворошилова висели рядом. Цены на работы Игоря были пониже, и это меня обидело. «Погибель» вот, оказывается, может продолжаться и после смерти.
Именно Игорь водил меня пару раз к Звереву. Ярко помню первый визит. Стучали в дверь, но никто не вышел. Это не значило, что хозяина нет дома.