Они стояли на мосту. В пятидесяти ярдах под ними Прут с грохотом низвергался с двадцатифутовой ступеньки, поднимая вверх водяной туман и порождая влажный пульсирующий рев. С мокрых скал срывалась белая пена, падая на бурлящую поверхность воды. На прибрежных скалах сидели местные жители, кто сняв рубашку, кто вообще в одних трусах, и наслаждались прохладой брызг. По обе стороны от этого живописного места на высоких берегах предприимчивые украинцы возвели приманку для туристов – бутафорскую деревню из магазинчиков и киосков, в которых предлагался тот же самый мусор: те же самые носки, те же самые фотоальбомы, те же самые футболки, та же самая керамика. В этом было что-то кощунственное, поскольку здесь произошла кровавая трагедия, но бизнес есть бизнес, и местных жителей настоящее волновало гораздо больше прошлого. Как было бы хорошо, если бы вокруг простирались зеленые луга, заросшие высокой травой, колышущейся на ветру, а поодаль деревья шелестели искрящейся на солнце листвой, и, быть может, стояла бы мемориальная табличка в память о тех событиях. Но такого и в других местах хватает, а здесь было слишком красиво для подобного грустного вкрапления. Только магазинчики, торгующие мусором. Мусором, мусором и еще раз мусором, таким, какой можно найти где угодно. С одной стороны вздымался крутой склон, покрытый ковром высоких сосен, но он оставался единственным возвышением в пределах дальности прицельного выстрела, если не считать на расстоянии в тысячу ярдов самой горы, также покрытой соснами. Но это было уже слишком далеко.