На чердаке стоят панцирные кровати с продавленными пружинами. На этих кроватях здорово прыгать: они пружинят, как батут. Пощелкивая, сетка проваливается, когда на нее ложишься, и Женя будто в коконе из тонкого матраса, одеял и простыней висит между сосновых веток, а выше беззвучно проносятся совы и тепло помигивают звезды. Ветер дует в ухо: спать, спать, но Жене никак не засыпается, она вспоминает Кота и содрогается от омерзения к себе.

      В ее комнате внизу спят тетя Мила с Дашей – кровать там шире, легче уместиться вдвоем. Илью положили на диван в большой комнате. Дивану очень много лет, он еле раскрылся, выпустив облако пыли, и отчаянно скрипит, когда Илья ворочается. Вот раз перевернулся, еще раз, потом еще один скрип, потише, – Илья поправил подушку или одеяло. Когда он лежит, у него наверняка смешно торчат ступни – диван короткий, целиком Илья не умещается. Бедолага. Женя представляет его под коротким пледом, покатую поверхность дивана, скрип и эти ноги, и смех щекочет ей живот.

      Всхрапывает бабушка с другого конца чердака. Над виском звенит комар, но Женины руки уже налиты тяжестью, не отмахнуться. В стене тикает древоточец, как забытые часы, отсчитывает собственное время дома.

      Тик, тик.

      Тик.

      4

      2000

      июль

      Пахнет песком, но кажется, что деньгами, – тот же сухой запах высохшей грязи на коже. Вообще, для Ильи многое пахнет деньгами: рюкзак, учебники, оружие и будущее, которое он себе наметил.

      Жара звенит. Солнце нависло над макушкой, припекает голову до тошноты, до слепых пятен перед глазами. Поле шкварчит под этим светом, воздух над ним дрожит и преломляется, и в это преломление уходят стройные ряды картошки. Кажется, что в бесконечность – столько ее растет. Комья сухой земли разламываются в пальцах, оседают серой пылью на руках, лице, картофельных листах и полосатых спинках колорадов. Каждого Илья будто захватывает прицелом, быстро снимает с листа и сует в бутылку. Каких-то он неосторожно давит, и пальцы уже пропитались оранжевым колорадовым нутром.

      В перекрестье прицела попадают загорелые лодыжки Жени и узкие ступни с болячкой на мизинце. Выше лохматый край обрезанных джинсов, стразы на кармане, половина выпала, на их месте белеют остатки клея.

      Женя деньгами не пахнет, она пахнет сладким и цветочным. Она выпрямляется, вытирает раскрасневшееся лицо тыльной стороной ладони. Завязывает майку узлом, открыв золотой живот и капли пота на пояснице, как будто на нее брызнули из лейки. Илье хочется слизнуть одну, попробовать на вкус.

      Пить хочется. Бабушка накипятила воды и залила в старую полуторалитровую бутылку из-под «Фанты», горлышко которой почему-то пахнет маслом. Илья глотает нагревшуюся воду и снова смот-рит на Женину