Глава 1. Любовь в кибитке

      В непроглядной тьме крытой шкурами повозки юные сильные руки ласкали тела.

      – Еще, еще, еще, – молила она на языке, какого не знали другие народы. – Ради священной Йер-су, быстрее, быстрее…

      – Глубже, глубже, глубже, – отзывался он на языке народа, который исчезнет в тумане столетий. – Ради великого Тенгри, чаще, чаще, чаще…

      Девушка вжимала его в себя, обхватив сверху повыше бедер, а он отвечал тем же, – обхватив выше бедер снизу и вжимая ее в себя.

      Поскрипывая, повозка раскачивалась на лесной тропе в такт движениям любви. Точно так скрипели тысячи повозок спереди и сзади. Топот десятков тысяч запряженных лошадей и закованных в броню всадников сливался в неуемный гул вместе с ударами двупалых верблюжьих ступней и цоканьем живого мяса – коз да баранов, которых орда гнала себе на пропитание. В этот непередаваемый шум то и дело врывались крики грудных детей, требовавших молока. Впрочем, в темноте повозок младенцы быстро стихали, отыскивая пахучие соски матерей.

      Качался под крепкими молодыми телами сложенный шатер, и не было под небесами лучшей перины. Когда бедра девушки по имени Гарма пошли в пляс, юноша Оян закрыл ее рот своими губами, чтобы крики счастья не достигли ушей возницы.

      – Ты, теперь ты, ты, ты, – тяжко дышала девушка, обняв шею возлюбленного. – Ну же, ну-ну, скорее…

      Их горячие языки свились в петлю, и все кончилось, и тела отпали друг от друга.

      – Мы как раз успели, – задыхаясь, прошептал он. – Видишь рассвет, моя любимая?

      Сквозь крошечные неплотности между шкурами в повозку робко вползали лучи нового дня.

      – Да, любимый мой, пора одеваться.

      Откинув полог шатра, который служил одеялом и укрытием одновременно, молодые люди натянули нехитрую летнюю одежонку своего народа – кожаные штаны и такие же куртки мехом внутрь. Повернувшись спинами друг к другу, возлюбленные приняли позы крепко спящих. И тут же издали долетели голоса, которые, будто волнами, катились от головы грандиозной орды к ее хвосту.

      – Привал, привал, привал, – орали что было мочи конные охранники, оборачиваясь. – Великий шаньюй объявил привал… Привал, привал, привал…

      – Вал, вал, вал! – поддакивало лесное эхо. – Вал-вал-вал…

      Солнце все упорнее просачивалось в повозки. Поскольку рассвет наступать с такой скоростью никак не мог, влюбленным стало ясно, что голова орды выбралась из глухого леса на открытое место.

      Повозка остановилась. От этого проснулся и тут же запищал третий пассажир – грудная девочка, младшая сестричка Гармы.

      – Посмотрю, что там, – шепнул юноша Гарме. – И спрошу у твоей мамы таким голосом, будто только что проснулся.

      Оян подполз и сунул вихрастую голову в щель, за которой сидел возница. Действительно, впереди солнечные блики забавлялись игрой в ярко-зеленой долине.

      – То-то лошади с верблюдами побалуются свежей травкой,