Знание в контексте. Игорь Прись
Читать онлайн книгу.
ной. К эпистемологии это относится, быть может, в большей мере, так как она зависит от принимаемой философии сознания, а также своих имплицитных метафизических предпосылок и, в частности, от подразумеваемой концепции реальности. T. Уильямсон, например, пишет: «Эпистемология всегда направляется бэкграундными допущениями о природе сознания. (…) Было бы глупо оценивать эпистемологию Декарта, не принимая во внимание её связи с его философией сознания и тела» [1, p. 180]. Он даже считает, что эпистемологию можно рассматривать как раздел философии сознания. На другой аспект связи двух дисциплин указывает А. Картер с соавторами: «Центральный проект в рамках эпистемологии – понять правильную оценку мнения (belief)[1]. Центральный проект в рамках философии сознания – понять, что есть мнение. Разумно предположить, что эти проекты, на самом деле, связаны между собой. Чтобы лучше понять, что есть мнение, необходимо рассмотреть, что происходит, когда со мнением всё правильно, и чтобы лучше понять, когда со мнением всё правильно, необходимо понять, что такое мнения» [2, p. 2–3]. На эпистемологии в целом и эпистемологии феноменального сознания, в частности, негативно сказывается абсолютизация понятия феномена, неверные трактовки перцептивного опыта и феноменального сознания, порождающие проблему доступа к реальности посредством перцепции и «трудную проблему» (или «проблему объяснительного провала») философии сознания.
В данной работе мы критикуем ложные предпосылки традиционной эпистемологии, – в сущности, предпосылки эпистемологии (и философии в целом) модерна, – с точки зрения эпистемологии сначала-знания Уильямсона, принимающей концепт знания в качестве первичного фундаментального концепта, витгенштейновского (контекстуального) реализма Ж. Бенуа, допускающего познание самих вещей, и нашей собственной интерпретации позднего Витгенштейна, которая близка к подходу Бенуа, но в то же время не ограничивается анализом и философской терапией, а допускает умеренную теоретизацию. На наш взгляд, терапевтический и теоретический подходы дополняют друг друга.
Эпистемология сначала-знания – теория [3]. В своих лекциях по методам философии Уильямсон говорит: «Даже анализ знания, такой как “Знание – обоснованное истинное мнение”, в действительности простая теория знания» [4, lecture 5][2]. Философские теории могут быть ложными. Так же, как и в физике, они могут опровергаться контрпримерами. В эпистемологии контрпримеры Гетье показывают, что традиционная теория знания – ложная теория. В тоже время не все теории, анализы, предлагают необходимые и достаточные условия. Теория может также предлагать принципы. Эпистемология сначала-знания Уильямсона как раз и предлагает принципы, исходя из которых можно наилучшим образом объяснить эпистемические явления, а также связь между сознанием и миром[3]. Даже положение о неанализируемости концепта знания, принимаемого в качестве первичного фундаментального концепта, – теоретический принцип [4, lecture 5].
На первый взгляд теоретический подход Уильямсона вступает в противоречие с терапевтическим подходом Бенуа – витгенштейновским по духу контекстуальным реализмом. Известно негативное отношение Витгенштейна к теоретизированию, и, соответственно, негативное отношение Уильямсона к некоторым витгенштейнианцам, которые делают акцент на квиетизме позднего Витгенштейна (см., например, дискуссию Т. Уильямсона и П. Хорвика) [5]. Мы, однако, полагаем, что эпистемология сначала-знания совместима с контекстуальным реализмом[4]. Более того, последний может рассматриваться в качестве метафизического основания первого.
Контекстуальный реализм отвергает догматический метафизический реализм[5], неокантианство, традиционные феноменологические подходы и другие доктрины или семейства доктрин, не принимающие во внимание, что контекстуальность является фундаментальным эпистемическим и онтологическим свойством реальности. Наша цель – показать, каким образом правильная позиция реализма, включающая в себя реалистическое понимание перцептивного опыта и феноменального сознания, ведёт нас от традиционной эпистемологии модерна к эпистемологии сначала-знания Уильямсона, которую мы рассматриваем не просто как альтернативный традиционному, а наиболее предпочтительный в настоящее время подход в эпистемологии[6].
2. Метафизика модерна
Под философией модерна[7] мы понимаем философию, основанную на следующих посылках и предпосылках.
Предполагается первичность эпистемологии и, соответственно, вторичность онтологии, а также эпистемический реализм, отождествляющий истину и реальность, истинное и реальное, представленную вещь и реальную вещь как таковую. Согласно Ж. Бенуа, «(…) эпистемический “реализм” просто-напросто отождествляется с тезисом объективности истины (…)» [9, р. 26]. Но истина – эпистемическое понятие. Оно относится к другой категории, чем понятие реальности. Эпистемическое измерение вещей и их онтологическое измерение (измерение реальности) – разные измерения, к исследованию которых надо подходить по-разному. Реальность не редуцируема к истине; она
В зависимости от контекста, мы будем переводить английское слово «belief» как «мнение», «убеждение» или «верование». Зачастую три термина употребляются как синонимичные.
Он проводит аналогию с анализом воды: «вода есть H2О». Это тоже простая теория – теория воды. Речь при этом не идёт об анализе слов (или концептов), а об анализе, выявлении природы самих вещей (знания и воды). Для Уильямсона философия – наука, а философский анализ, подобно, например, анализу в физике, требует построения теории, поскольку природа вещей (знания, воды, справедливости и так далее) не может быть схвачена лишь при помощи определения. Именно поэтому на вопрос Сократа «Что такое справедливость?» в диалогах Платона не было дано окончательного ответа [4, lecture 5].
С точки зрения Уильямсона общий принцип вывода к наилучшему объяснению (абдукция) играет важную роль не только в обыденной жизни и физике, но и в математике, логике и философии.
Под контекстуальным реализмом мы будем понимать синтез нашей интерпретации философии позднего Витгенштейна как «нормативного (контекстуального) реализма» и контекстуального реализма Бенуа [6–14]. На некоторые различия между нашим подходом и подходом Бенуа мы будем указывать по мере необходимости.
Надо отметить, что Уильямсон считает себя метафизическим реалистом в очень широком смысле.
Гибридные комбинации эпистемологии сначала-знания и более традиционных подходов мы отвергаем, поскольку рассматриваем их как менее фундаментальные, компромиссные теории.
Временные границы эпохи модерна можно очертить по-разному и по-разному в разных областях знания, культуры и искусства (см., например, [15]). Что касается собственно философского модернизма, то можно считать, что он начался в 17 веке (с Декарта) и продолжается до сих пор. Некоторые авторы относят начало модерна к 16 веку. Другие связывают начало модерна с эпохой континентального Просвещения или же в качестве точки отсчёта берут французскую революцию (1789 г.) [16]. В более узком смысле под модерном можно также понимать кантианскую и посткантианскую философию, включая философию XX века.