Я исповедуюсь. Жауме Кабре
Читать онлайн книгу.
в мире палеографа среди ныне живущих). Отец подмигнул мне, но я ничего не понял, хотя и знал, что он намекает на некий важный подтекст. Я не мог расшифровать этот намек как раз потому, что контекстом не владел. Кажется, я тебе уже говорил, что был занудой. Они беседовали за кофе: о том, что такой прозрачный фарфор делает кофе особенно вкусным, о манускриптах… Временами в беседе наступали неловкие паузы. В какой-то момент отец решил покончить с этим. Громким голосом, чтобы я услышал из своей комнаты, он отдал приказ:
– Сын, иди сюда! Слышишь меня?
Еще бы Адриа не слышал! Но он боялся, что разразится катастрофа.
– Сыыын!
– Да? – словно издалека откликаюсь я.
– Иди сюда!
Выхода нет, нужно идти. У отца блестят глаза от коньяка, чета Прунес смотрит на меня с симпатией. Мама разливает кофе и делает вид, что ее тут вовсе нет.
– Да? Добрый день!
Гости откликнулись «добрый день» и перевели заинтригованные взгляды на сеньора Ардевола. Отец наставил на меня палец и скомандовал:
– Посчитай по-немецки.
– Отец…
– Делай, что я тебе говорю! – Глаза отца горели от коньяка.
Мама разливала кофе, пристально глядя в чашки тонкого фарфора, которые делают кофе еще вкуснее.
– Eins, zwei, drei.
– Не бормочи, говори внятно, – остановил меня отец. – Начни заново!
– Eins, zwei, drei, vier, fünf, sechs, sieben, acht, neun, zehn. – Я запнулся.
– Дальше? – рявкает отец.
– Elf, zwölf, dreizehn, vierzehn.
– И так далее и так далее и так далее. – Отец говорит, как падре д’Анжело. Потом сухо приказывает: – Теперь по-английски.
– Уже достаточно, Феликс, – подает наконец голос мама.
– Он говорит по-английски. – И маме резко: – Не так ли?
Я подождал пару секунд, но мама промолчала.
– One, two, three, four, five, six, seven, eight, nine, ten.
– Очень хорошо, мальчик! – сказал с энтузиазмом лучший в мире палеограф из ныне живущих. А его супруга молча аплодировала, пока отец не оборвал их: подождите, подождите – и повернулся ко мне:
– Теперь на латыни.
– Но… – восхищенно запротестовал лучший в мире палеограф из ныне живущих.
Я посмотрел на отца, потом на маму, которая чувствовала себя так же неловко, как и я, но не отрывалась от кофе. Я начал:
– Unus una unum, duo duae duo, tres tria, quattuor, quinque, sex, septem, octo, novem, decem. – И умоляюще: – Папа…
– Закрой рот! – сухо оборвал отец. И посмотрел на профессора Прунеса, который бормотал: черт возьми, просто восхитительно!
– Какая прелесть! – сказала супруга доктора Прунеса.
– Феликс… – открыла рот мама.
– Помолчи! – бросил отец. И, обращаясь к гостям: – Это еще не все!
Он тычет в мою сторону пальцем:
– Теперь на греческом.
– Heis mia hen, duo, treis tria, tettares tessares, pente, hex, hepta, octo, ennea, deka.
– Восхитительно! – Теперь чета Прунес аплодирует, словно сидят в театре.
– Хау!
– Не сейчас,