А Михей на печи лежучи, услышав такие речи приветливые, вскочил и кричит служителю: «Врет, батюшка, она, баба-дура, жена моя, дома я!..» Всунул в окно голову, кланяется и спрашивает: «А что, родимый, хорошо починил?..» Как схватит его родимый за волосы и ну таскать, приговаривая: «Ах ты, разбойник, что ты наделал, голова глупая!.. Вот тебе дураку, вот тебе!.. Не смей соваться не в свое дело, не смей портить чужое добро да морочить людей своею смышленостью!.. Вот тебе!..»

      Бултыхался-бултыхался Михей в окне, насилу высвободился изо всей силы и упал на пол, и тут-таки похвалился, не утерпел… «Вишь как, – сказал, – наши рвутся: даже волосы в руках остаются!»

      – Смотрите же и вы, мои милые, не такие ль мастерицы и ваши жены смышленые!.. Да ну, ступайте домой! Увидим на деле, на что ваши глаза глядели, когда жен выбирали себе!

      Пошли к женам старшие царевичи, за ними пошел и царевич Иван, вздыхаючи тяжело да думая: «Что, зеленоглазая, навязалась ко мне в жены, сумела своими болотными лапами мою стрелу достать, сумей же теперь ими и ковер соткать!»

      Приходит домой царевич Иван больно не весел. Увидав его, лягушка было запрыгала радостно, да как приметила, что он печальный такой, и спрашивает:

      – Что ты, царевич, так не весел?.. а? пурр-ква!