Мой припозднившийся вагон

      Казался городу врагом,

      Когда с везучим интересом

      Разгуливал по мокрым рельсам.

      Он – пустоватый ветеран —

      Ветрами окна вытирал,

      Сопел, выплевывал двуглазых

      По нескольку десятков – разом.

      На все с опаской черный город

      Смотрел, насторожив перрон:

      На то, как вновь, вдесятером,

      Кричали пассажиры: «Скоро?

      Когда посадка, и куда ж

      Поедем в этот раз, мерзавцы?»

      Многоколесный экипаж

      Им не хотел добром казаться.

      Он стрелами безумный гуд

      Пускал, шутник, в кого ни попадя,

      Он обволакивал всех в копоти,

      Без разницы, как обзовут,

      Как наговняют в нужнике,

      Что выкинут от злости в тамбур…

      Отплясывал на рельсах танго

      Вагон веселый, налегке.

      Я ждал его, весь не в себе,

      Мне мнилось, что неподалеку,

      Да-да, в каком-нибудь селе

      Он в омут, словно снайпер, с лету,

      Мог угодить, что не спасут

      Его мерзавцы-пассажиры,

      Что зря мы без него тут живы,

      Что недалек и Страшный суд.

      Там, там, без возмущенья спросит,

      Причесывая градом проседь,

      У всех и сразу Мировой:

      «Что скажете?» И грустный вой

      Подымется в стране снежинок.

      «Помилуйте! Мы – пассажиры.

      Мы не дождались гордеца…»

      И Бог смахнет слезу с лица.

      Вагон же, где-нибудь, вдали,

      Да не в селе, да не скандально,

      Полюбит любоваться далью.

      (А мы – бедняги – не могли.)

      Без опасенья на трубу

      Бред намотает, мглой уколот,

      И въедет наконец-то в город,

      И я к приезду подгребу.

      Я затевал игру:

      Высказывал в лицо,

      Что больше не умру,

      Не стану подлецом,

      Что, догорев дотла,

      Собой украшу печь,

      Что ночь меня могла

      Однажды не сберечь,

      А выкинуть рукой,

      С оттяжкой даже – за борт,

      Что ты мне рассказала,

      Кто я, зачем, какой.

      Лица же злой анфас

      Смотрелся безучастным.

      Такое в первый раз

      Со мною (было часто).

      Его не удивил

      Запальчивый рассказ мой

      О юности прекрасной,

      О трудностях без сил.

      Потом уже глядели мы

      С презреньем друг на друга

      Неделями, неделями,

      Неделями… По кругу.

      Оступился у ржавых балясин,

      Утыкаясь в знобящую сырость.

      Если смысл был раньше не ясен,

      То теперь все вполне прояснилось:

      И безродные строки в альбомах,

      И комар, укусивший под локоть, —

      Все ростки вдохновения в робах

      Устают по подъездам волокать.

      Так и станешь совсем безъязыким,

      По верхам, по низам в беготне той.

      Я упал говорливой кометой

      В шаловливые руки музыки, —

      Нам бренчать изверженья мелодий,

      Нам клубиться разбуженной рясой,

      Ожидая в последнем приплоде

      Не исторгнутый маткой слой мяса,

      А