Литературный критик. Родилась в Москве, окончила Московский педагогический государственный университет. Автор ряда публикаций в толстых литературных журналах о современной российской и зарубежной прозе. Руководила PR-отделом издательства «Вагриус», работала бренд-менеджером «Редакции Елены Шубиной». Старший преподаватель Российского государственного гуманитарного университета.

      Праздник отложенного чуда

      А еще – помните? Вас ведут за руку в цирк. Или зоопарк. Вот оно – наконец. А вам грустно. Заранее грустно, что оно наступило и через несколько часов вам уже станет нечего ждать.

      Первое января в детстве было одним из самых грустных дней в году.

      Радостное предвкушение, вскипавшее в ней в последнюю декаду декабря, внезапно гасло вскоре после двенадцатого удара часов, словно под ним резко выключали пламя газовой конфорки.

      Заключительные дни года были полны радостными сюрпризами: то утренники в детском саду или школе, то купленная на развернутом рядом со школьным двором базаре елка – и снимаемые с антресолей темной комнаты игрушки в старой, потертой и запылившейся бордовой картонной коробке. Из-под чего была коробка, неведомо, известно только, что она была немецкая. В ней эти самые игрушки в свое время бабушка с дедушкой привезли из Германии, когда деда – военного фельдшера – перевели служить домой и семья с двумя детьми вернулась в Москву, в Малый Комсомольский переулок. Если хорошо присмотреться, на крышке можно было разглядеть почти стершийся рисунок и немецкие слова с точками над буквами, как у «ё», но пока они ее интересовали, языка она не знала, а когда начала учить, интерес к коробке уже был потерян. Ее всегда привлекали диакритики в разных языках – умлаут в немецком, трема во французском, псили в греческом – как будто какой-то другой ребенок, не она, решил разрисовать скучный типографский шрифт.

      Игрушки в коробке были разные: до моды на дизайнерские однотонные елки было еще очень далеко. Каждая игрушка завернута в газету – берешь в руки и не знаешь, что внутри, пока не развернешь пожелтевшую бумагу. А потом – радость узнавания, вспоминания, страх за сохранность. Целая коробка сюрпризов. Некоторые шары – тончайшего стекла, совсем невесомые. Как один из них – сине-фиолетовый – упал и рассыпался в тысячи искр, застрявших в щелях паркета, она помнит до сих пор, и до сих пор при воспоминании отчего-то испытывает щемящее чувство утраты: тонким немецким шаром разбилась маленькая, но важная часть ее детства. Кажется, именно в этот момент она впервые осознала,