Я-одна открывает окна, чтоб я-вторая

      улетала спокойно, куда так давно хотела —

      на таинственный перекресток между мирами,

      из больного, ненавидимого ей тела.

      И, пока я-одна грустит и болеет дома,

      я-вторая к тебе Рускеальским летит экспрессом,

      выходя из окна девятого, как из комы,

      едет рядом с тобой, и шутит, и пьет эспрессо.

      Я-одна просыпается утром и слышит лето —

      так об стол в поездах подстаканник стучит железный.

      В этом доме, где воздух морщится от таблеток,

      почему-то отчаянно пахнет карельским лесом…

      Из гусиных перьев счастливец творит крыло.

      И еще одно, чтоб пуститься в большой полет

      не Икаром, который падает, а орлом.

      Если падаешь вверх, об землю, асфальт и лед,

      невозможно разбиться, как ни старайся ты.

      Перьев, карандашей и ручек там, наверху,

      не найдешь, равно как и гаджеты, и листы.

      Там поют Аллилуйю и Ом мани падме хум.

      На руках ты несешь меня в спальню, леса, поля,

      ретушируешь травмы детства и стыдобу.

      Буду стихотвореньем из горного хрусталя

      на небесной бумаге звездами вместо букв.

      А теперь закрывай глаза и открой их там,

      где твоя любовь за тебя все еще в ответе,

      где идешь за ней, не спрашивая, куда,

      где кроме вас нет вообще никого на свете.

      Где не помнишь, какой он, мир за пределом штор:

      солнце рядом, чтоб засыпать с ним и просыпаться.

      Где страшнейшие обстоятельства ни за что

      не посмеют противиться вашим сплетенным пальцам.

      Где собачий лай, песни ветра и стук копыт,

      вместо сердца на части разбилось на счастье блюдце.

      Уезжая в Страну Того, Что Могло Бы Быть,

      разреши себе…

      Разреши себе не вернуться.

      мне нравится здесь я стала опять никем

      в огромной нелепой рубашке курить