Разумеется, речь в данном случае может идти о монашестве лишь символическом. Иван вовсе не собирался оставлять царство и реально постригаться. Он собирался только выделить себе вдовью долю (опричнину) и, опираясь на ее ресурсы, править страной как бы со стороны. Как бы извне ее перетряхивать и реформировать. Тут в основе действительно переживание мистическое, связанное с тайной жизни и смерти, с потусторонностью. Вот только – что считать этим миром, а что – тем?

      Иван, несомненно, подчас воображал себя мертвецом при жизни, монахом. Богослужения, в которых он неукоснительно участвовал, длились по девять часов в сутки. Ложился царь в полночь, посыпался в четвертом часу и отправлялся на колокольню звонить к заутрене. Рвение его было таково, что он часто ходил с расшибленным об пол в молитвенном раже лбом. При этом в церкви, прямо во время богослужения, он, бывало, отдавал самые страшные свои приказы. Пользуясь термином хлыстов, можно сказать, что на него там накатывало. Может быть, это было влиянием духов Александровской слободы. А может быть, логическим следствием той символической идеологии развода, из которой родилась опричнина. Этаким