Он уходя спросил. Борис Акунин
Читать онлайн книгу.
в Берлине госпожа Хвощова получила телеграмму, что в Вержболове ее будет дожидаться специально заказанный паровоз. Он и дожидался. Только был не на ходу, потому что у него вдруг взял и треснул котел.
Пока наш вагон пересаживали с европейских тележек на русские, широкоосные, Алевтина Романовна наводила трепет на всё пограничное и железнодорожное начальство. Слушая ее гневный голос и угрозы «вывести всю шайку на чистую воду», я искренне сочувствовал местным разгильдяям, заглотившим мзду, но не удосужившимся вовремя проверить исправность паровоза. Ведь и я сам, увы, был жертвой собственной корыстности и непредусмотрительности.
В конце концов выяснилось, что в ремонтном депо есть одна резервная машина, но у нее не в порядке тормоза и ехать она может лишь на невысоких скоростях.
Хвощова велела, по ее выражению, «немедленно запрягать».
Запрягли и тут же, на рассвете, тронулись.
Машинист гнал поезд, состоявший из одного-единственного вагона, на всех парах. Я слышал, как перед отправлением бедняга пытался урезонить диктаторшу, объясняя, что на поворотах и особенно на спусках разгоняться больше сорока верст опасно, но обещание пятисот рублей, если через 15 часов мы будем в Петербурге, вкупе с угрозой «стереть в порошок», ежели дорога займет больше 16 часов, заставили машиниста забыть об осторожности.
В своем купе, похожем на обычную спальню, только маленькую, я пробыл до утра. Видел яркие, нервные сны. В них меня звали и прогоняли, манили и бранили, проклинали и заклинали голоса, сплошь женские, мелькали лица. Вернее, это было одно и то же лицо, но по нему будто перекатывались волны, смывая одни черты и заменяя их другими. Бесстрастная Мари Ларр шептала мне: «Вася, Васенька», – и превращалась в Ирину, я тянулся к ее губам своими, но Ирина брезгливо морщилась, цедила «поди вон, я не хочу тебя видеть!», у нее густели и сдвигались брови, теперь это была Хвощова, я отшатывался в испуге, но грозный лик окутывался лучезарным сиянием, уменьшался и становился моей дочуркой Ленусей, она лепетала «папа, мне страшно!», жалобно морщила лобик, а когда он разглаживался, это была уже другая девочка – та, с фотографии, она плакала и просила «спаси меня!».
Я проснулся с бьющимся сердцем от лязга и скрежета. В окно проникал ленивый свет позднего утра. Вагон странно трясся и подскакивал. Что-то было не так.
Поскольку я не раздевался, а спал в брюках и рубашке, только снявши сюртук, я сунул ноги в штиблеты и выглянул в салон, куда выходили двери всех четырех спальных купе.
Скрежет становился сильнее, на столе дребезжала посуда. С левой стороны окна были заслонены «Вакханками», я кинулся вправо – посмотреть.
Поезд катился по спуску к видневшемуся впереди мосту через реку. Снизу летели искры.
– Что происходит? – спросила мадемуазель Ларр, тоже вышедшая из своего купе. На ее блузке был расстегнут ворот.
Сама же и ответила:
– Паровоз пытается затормозить и не может. Сейчас мы разгонимся и на повороте слетим с рельсов.
Я