Зная отточенный стиль Флобера, я предполагал, что у него был каллиграфический почерк. Так и оказалось. Позавидовал.

      Особенно хороша в доме лестница. На вертикальных поверхностях ступенек написаны цитаты из флоберовского «Словаря прописных истин». Помню, как в школе с приятелем Юркой мы учили этот словарь наизусть, чтобы блистать остроумием при знакомстве с девушками. Тогда мы еще не знали, что чужое остроумие – это не остроумие, а просто хорошая память.

      По дороге назад думал о Флобере. Ведь могут же некоторые писать, имея тусклую жизнь. Несколько мимолетных романов, брошенный университет, ни жены, ни детей. Ни дня не работал. Проедал наследство, живя затворником в доме на берегу Сены недалеко от Руана (этот дом не сохранился). Писал он не для денег, как Бальзак. Не искал славы и почестей. Никуда не торопился, оттачивая стиль.

      Смешно сейчас слышать жалобы на какую-то цензуру. Давайте перенесемся во Францию середины 19-го века. Флобера судили за безнравственность романа «Госпожа Бовари». Ругали, например, за описание поездки Эммы и Леона в карете с закрытыми шторами. Самыми «неприличными» словами в этом описании были такими: «…из-под желтой полотняной занавески высунулась обнаженная женская рука и выбросила горсть мелких клочков бумаги». Все остальное в этой части романа – описание по каким улицам Руана носилась карета.

      Перечитал этот эпизод. Улицы, по которым без остановки мчалась карета, стали знакомыми. Булыжные мостовые, фахверковые дома, медленная Сена, мосты, набережные, соборы… вот об этом в следующей части.