Остроумие и его отношение к бессознательному. Зигмунд Фрейд
Читать онлайн книгу.
rel="nofollow" href="#n19" type="note">[19]. И он вновь засмеялся.
По классификации наших авторов, это – острота по созвучию, и притом низкого пошиба, обыгрывающая имя собственное, подобно остроте в капуцинской проповеди из «Лагеря Валленштейна», которая, как известно, подражает манере Абрахама а Санта Клара:
Lässt sich nennen den Wallenstein,
ja freilich ist er uns allen ein Stein
des Anstosses und Ärgеrnisses[20].
Но какова техника этой остроты?
Тут-то и оказывается, что особенность, которую мы вроде бы надеялись представить как всеобщую, отсутствует уже в первом новом примере. Здесь нет пропуска и вряд ли есть укорочение. Дама высказывает в самой остроте почти все, что мы в состоянии обнаружить в ее мыслях: «Вы возбудили мое любопытство родственником Ж.-Ж. Руссо, хотелось верить, его духовным родственником, а он оказался рыжим, глупым юнцом, roux et sot». Правда, тут я получаю возможность сделать дополнение, вставку, но такая попытка редукции не упраздняет остроту. Она сохраняется, поскольку прочно связана с созвучием Rousseau = roux et sot. Тем самым доказывается, что сгущение с образованием замены не участвует в построении этой остроты.
Но что же участвует? Новые попытки редукции могут засвидетельствовать, что острота остается устойчивой до тех пор, пока фамилия Руссо не заменяется какой-то другой. Я подставляю вместо нее, например, фамилию Расин, и тут же критическое замечание дамы, как и ранее, сохраняясь в целости, лишается малейшего оттенка остроумия. Теперь я знаю, где нужно искать технику этой остроты, однако все еще колеблюсь в определении этой находки; опробую следующее: техника остроты состоит в двояком употреблении одного и того же слова (фамилии), первый раз в целом, а затем – разделенным на слоги, как в шараде.
Могу привести несколько дополнительных примеров, идентичных с данной остротой по технике.
Рассказывают, что одна итальянка отплатила Наполеону I за бестактное замечание остротой, основанной на такой же технике двоякого употребления. На придворном балу тот сказал ей, указывая на ее земляков: «Tutti gli Italiani danzano si male», а она метко возразила: «Non tutti, ma buona parte»[21] (Брилл, там же).
(По Т. Вишеру и К. Фишеру.) Когда однажды в Берлине была поставлена «Антигона», критика сочла, что в постановке отсутствуют характерные черты античности. Берлинское остроумие придало этой критике следующую форму: «Антично? Анти-гонично»[22].
В медицинских кругах бытует аналогичная острота, основанная на разделении слова. Когда спрашивают своего юного пациента, занимался ли он когда-нибудь онанизмом, то, конечно, не услышат иного ответа, чем: О, ни-ни[23].
Во всех трех примерах, достаточных, пожалуй, для данного вида острот, одна и та же техника остроумия. Слово в них используется дважды, один раз – целиком, второй раз – разделенное на слоги; при таком разделении его слоги приобретают совершенно иной смысл[24].
Неоднократное использование одного и того же слова: один раз – в целом, а затем – по слогам, на которые
«И Валленштейном ведь зваться привык: я, дескать, камень – какой вам опоры? И именно – камень соблазна и ссоры!» (
То, что эта острота все же заслуживает из-за другого фактора более высокой оценки, будет показано только в дальнейшем.
«Все итальянцы танцуют-таки плохо». – «Не все, но добрая часть». Смысл каламбура в игре слов «buona parte» (добрая часть) и Бонапарт. –
«Antik? О nee = Antigone». – «Антично? О нет». –
Onanie = O, nа, niе. –
Достоинство этих острот основано на том, что одновременно используется еще одно техническое средство гораздо более высокого порядка (см. ниже). Впрочем, в этом месте я могу обратить внимание на отношение остроты к загадке. Философ Фр. Брентано придумал вид загадок, требующих отгадки нескольких слогов, которые, объединяясь в слово или слагаясь как-либо иначе, дают в итоге новый смысл, напр.:…liess mich das Platanenblatt ahnen. (Непереводимая игра слов: дозволь мне латать лист платана. –
Требующие отгадки слоги заменяются в контексте предложения повторяющейся с той же частотой частицей dal. Один коллега философа в отместку прибег к остроте; услышав о помолвке Брентано, человека в зрелом возрасте, он спросил: «Daldaldal daldaldal? (отгадка: – Brentano, brennt-a-no? – Брентано, не сгорит ли он?) В чем же заключается разница между этими загадками и предложенными остротами? В том, что в первых техника задана как условие и нужно отгадать их точный текст, тогда как в остротах сообщается точный текст, а техника скрыта.