Чревоугодие. Гастрономическая сага о любви. Иван Быков
Читать онлайн книгу.
гордый человеческий дух, чем возвышающее его.
Но даже мудрые, проникновенные песни-понималки не помогали, лишь вгоняли в тоску и служили тостом для новой рюмки. Тогда он пересматривал фильмы. Мог начать просмотр, уснуть на трети какой-нибудь киноленты, потом проснуться и цитировать с любого места. Почти наизусть.
Новые фильмы в «холостые» дни он почти не смотрел. По той же причине, что почти не слушал новые песни. По той же причине, что и не читал (опять-таки почти) новые «художественные» книги. При этом не был ни старообрядцем, ни консерватором. Просто не находил в новом опыта и ценза. Хотя искал. Но со временем пришел к выводу: чтобы петь, рассказывать, показывать ему что-либо, будь добр, автор и исполнитель, займи его жизнь не зря, расскажи что-нибудь такое, чего он пока не знал, не видел, не чувствовал…
И в полеты свои редкие – раза четыре в год, по количеству отъездов супруги, – но регулярные уходил он не потому, что хотел упиться в дым. Не потому, что хотел оторваться по полной, а потому, что хотел разорвать напрочь. Разорвать связь с миром людей и взобраться на или, наоборот, погрузиться в свой личный, мало кому понятный мир.
Жена это понимала, пилила (он называл это иначе – «журчала»), конечно, но понимала. За что муж (непутевый, бестолковый, безвольный и прочая) был ей бесконечно благодарен.
Пить в присутствии жены он пытался. Не выходило. Никак. Или выходило, но фальшиво. Все равно что петь в душе при открытой двери. Подразумеваешь реакцию. Не важно, какую: смех, раздражение, восторг, закрытые уши или включенный микрофон. Нет, на излете – ладно. Там пиво рекой, а пиво – напиток демократичный. Пусть смотрит. Да и есть кому приготовить и со стола убрать.
А вот начинать он любил в одиночестве. Даже немногочисленных друзей не звал. Иногда сами приезжали, но специально не звал. Любой нарколог обнаружит в этом явные признаки зарождающегося, а может, даже крайне развитого алкоголизма. Ну, и хрен с ними, с врачами. И хрен с рим, с алкоголизмом на всех его стадиях.
Не любил он врачей. Жена любила – не в общечеловеческом смысле, а как женщина любит мужчин, она вообще любила неглупых людей. А он не любил. Просто потому, что не понимал это человеческое качество – «умный». Мудрость – понимал. Мудрость – это про все, про глубину, про систему, про панораму. Про все и сразу. А про что ум? Про специальность свою? Про умение беседу поддержать? Про умение женщину к сексу склонить? Да и не понимал он истину в последней инстанции, а все его знакомые врачи именно так себя и подавали. Нет, он не отрицал пользу и благородство профессии, чтил ее одной из самых светлых в арсенале человечества, был совершенно согласен с ранними Стругацкими, которые Мировой Совет на восемьдесят процентов заселили врачами и педагогами, но в друзьях его по каким-то глубинно-спонтанным причинам врачей не было.
Мудрость молчалива – в той части, где она настоящая мудрость. Ум – криклив.