Три комнаты на Манхэттене. Жорж Сименон
Читать онлайн книгу.
мне все делать честно!»
Председатель вытянул голову, стараясь разглядеть лицо Лурса. Казалось, бедняга со своим массивным подбородком и ртом, словно прорезанным ударом сабли, сардонически смеется.
– Не хотите ли вы, мэтр?..
– Простите, вопросов не имею!
– А вы, господин прокурор?
– Вопросов не имею. Возможно, было бы разумнее для ускорения хода дела и чтобы не злоупотреблять терпением господ присяжных…
…следующий свидетель…
Еще один взгляд через головы судей на окончательно пришибленного Эмиля Маню.
– Эфраим Люска, называемый Жюстеном… клянитесь… всю правду… скажите: клянусь… обернитесь… господам присяжным… Вы познакомились с подсудимым… Простите! Из дела явствует, что вы знали его очень давно, коль скоро вы вместе учились в школе…
Печка дымила. Дым бил прямо в лицо девятого присяжного, ел ему глаза, и присяжный отмахивался носовым платком.
Лурса, положив локти на стол, уткнув подбородок в ладони, прикрыл глаза и не шевелился.
IV
Стоявшие с ним рядом в глубине зала его не знали. Возможно, они смутно догадывались, что принадлежит он к той породе людей, что лежат прямо на полу в коридорах ночных поездов, на вокзалах, терпеливо ждут в полицейском участке, пристроившись на самом краешке скамейки, или безуспешно пытаются объясниться с гостями на невозможном французском языке; к тем, кого высаживают на границах, на кого покрикивает начальство, и, быть может, именно поэтому у них обычно красные, испуганные, как у серны, глаза.
Возможно, просто потому, что от его вельветовой куртки дурно пахло, все его сторонились? А он, казалось, ничего не замечал. Он смотрел прямо перед собой не то вдохновенно, не то ошалело, терпеливо снося толчки соседей то справа, то слева. Лицо его украшали пышные висячие усы – с такими усами изображали до войны на картинках болгар; его нетрудно было представить себе в каком-нибудь национальном костюме, с металлическими пуговицами из золотых монет на куртке, в фасонных сапожках, с серьгой в ухе, с бичом в руке…
А вот бедняга-председатель Никэ со своей физиономией, как бы расколотой надвое линией рта, ужасно походил на циничную и крикливую марионетку, которой манипулирует чревовещатель.
Что это он сказал, председатель? Лурса прислушался. Отдельные фразы бессознательно запечатлевались в его мозгу.
Он поглядывал на человека, затиснутого напором толпы в дальний угол; тот с трудом сохранял равновесие, стоя на цыпочках за плотными рядами адвокатов в мантиях.
«…отец родился в Батуме в…»
Ведь это же занесено в дело! В папке Люска… Люска-отец родился в Батуме, у подножия Кавказских гор, в городе, где смешалось двадцать восемь различных национальностей. Что носили его предки – шелковый халат, феску или тюрбан? Так или иначе, наступил день, когда он покинул Батум, как раньше его отец покинул, вероятно, какой-нибудь другой край. Когда ему было лет десять, семья жила уже в Константинополе, а два года спустя – в Париже, на улице Сен-Поль!
Он был смуглый, маслянистый, почти липкий.