«Ты – тень моя! Ты часовой примерный.

      Меня знобит, и болен я, наверно.

      Спустись по лестнице! Внизу стучат ко мне».

      Так я сказал, оборотясь с улыбкой,

      И вот в ответ услышал голос зыбкий

      И вижу: тень склонилась на стене.

      «Возьми огня!» – «Хозяин, что за это

      Я получу?» – «Что хочешь!» И за светом

      Уж плоская продвинулась рука.

      Вот по стене скользит, как облак черный,

      Проходит в щели быстро и проворно

      И возвращается, спокойна и легка.

      Мне показалось, что в окно пустое

      Стучится снег холодною рукою,

      И оглянулся я, зажав перо в руке:

      Перед свечой, что воск сдвигала ярый

      Вниз от огня на мой подсвечник старый,

      Сидит старик в зеленом сюртуке.

      «Вы, сударь, кто?» – «Приятель Шваммердама».

      «Точнее, сударь, говорите прямо!»

      Молчит он, опершись на край стола.

      И вдруг морщины в плотный полог слиты,

      Кривится рот, и вместо ног – копыта.

      И за плечами – мощные крыла.

      «Мне, милостивый государь, конечно,

      Как человеку с честью безупречной

      И ваша честь отменно дорога», —

      Так он сказал, и мне казалась странной

      В его устах с акцентом иностранным

      Глухая речь. И на ноге – нога.

      «Племянник мой, что в аде крыши мазал,

      Вотще лишился тени долговязой,

      Она пристала к краске навсегда…

      Как наших мест старинный посетитель

      Вы мне свою взамен не продадите ль?

      Что скажете?» И я ответил: «Да!»

      Взвились крыла, и в облачной метели

      Две тени плоские со свистом пролетели

      Над крышами, за дымной пеленой.

      Я был один. Металась в ветре вьюга,

      И одиночество мне было верным другом,

      И город каменный качался за спиной.