Мона Ли. Часть первая. Дарья Гребенщикова
Читать онлайн книгу.
С бумажным зонтиком. С веером. Даже под белой маской грима была видна удивительная, нежная красота девочки, а изящная плавность движений завораживала тех, кто в силу грубоватой профессии был далек от любования полутанцем хрупкой фигурки. Следили завороженно – многие, из Орска, местные, прекрасно знали историю Моны Ли, а женщины постарше, те и вовсе – всплакнули. Был один, который не плакал. Не хлопал. Напряженно вглядываясь в кружение девочки, он щурил и без того узкие глаза, и зрачки бегали, словно растревоженные стрелки часов. Темные волосы сидящего поредели, и были собраны аптечной резинкой в хвост, отчего человек становился похож на стареющего хиппи. Шафрановая кожа, сжавшаяся на лице, обтянула выступающие скулы и приподняла верхнюю губу – казалось, что Захарка Ли улыбается. Он постарел внезапно, чувствуя, как разъедает его изнутри болезнь, которой еще нет названия и от которой нет лечения – ни здесь, в России, нигде. Только в Корее, удивительной стране, в той части, что носит имя Чосон, толкут в ступках пахучие, горькие, вяжущие язык или безвкусные снадобья, и жрец, с лицом, лишенным глаз, взяв сухими, черепашьими руками запястье Захарки, скажет что-то на языке, которого сам Захарка уже не помнит, и хворь выйдет из него – уползет отравленной змеей и сгинет бесследно меж старых статуй монастыря.
Захарка облизнул губы, подышал на свою ладонь, вновь услышал тошнотворный запах больного чрева, и, вынув из кармана щепотку чая, положил ее под язык. На сцене крутилась девочка, выросшая из его, Захаркиного, семени, и она не желала знать о том, что есть он, Захар, и он немолод, и родня, все еще живущая вопреки смыслу, в Актюбинске, тянет и тянет из него деньги и соки. Почему бы ей, этой девочке, не помочь ему, Захарке, не отплатить малую дань за то, что она сейчас так бесстыдно прекрасна и соблазняет собою сидящих в зале мужчин? Боль опять жгутом хлестнула его, Захарка ощутил пот, бегущий в узкую ложбину спины, и заплакал без слез.
Мона Ли раскланялась. Вышла на «бис», раскланялась. Опять вышла на «бис», и вдруг, словно ведомая каким-то магнитом, сделала несколько шагов по направлению к залу. Её глаза узнали Захарку – того корейца, который сидел в вагоне-ресторане, того корейца, который приходил к её матери, того, кто…
Вечером Мону Ли привезли домой – она дрожала, была бледна и просила пить. Пал Палыч ругал Ингу Львовну за то, что девочку замучили самодеятельностью, а везде сквозняки, и простуда! И теперь Мона Ли сляжет – в канун Нового Года, в самый праздник! Инга Львовна бессмысленно хлопотала у кровати, а Мона Ли – уже спала.
Женщина в ее сне, отойдя от итальянского окна, подошла к столику, на котором стоял кувшин – стекло его переливалось опалово, а металлический носик был изогнут в форме птичьего клюва. Женщина, положив руку на живот, другой рукой налила воды в стакан и пошла вглубь комнаты – туда, где лежала на кровати девочка. Мона Ли узнала в ней себя.