Расстелившись мягким шёлком,

      ночь шепталась с тишиной.

      Лунный свет ладонью жёлтой

      гладил твердь коры земной.

      Извивались в синей-сини

      тучи звёздных мотыльков.

      Содрогался пышный иней

      на макушках облаков.

      Мнилось кони резво скачут,

      слух ловил морозный треск…

      Был жемчужин редких ярче,

      голубых сугробов блеск.

      Взгляды щурились в волненье,

      плыли свечи от тепла,

      неразборчивые тени

      появлялись в зеркалах.

      День прошедший канул в вечность…

      Вознесясь над суетой,

      с щедростью Васильев вечер

      всех одаривал мечтой.

      Перевиты инеем ветки тополиные,

      на холодных лавочках снежная труха,

      светится жемчужисто голый куст рябиновый,

      в снегирях, что в яблоках, старая ольха.

      Не померкло, ночь спустя, Рождества сияние,

      также переливчато колокол звонит…

      Рвёт меха тальяночка… На Руси гуляния —

      продолжают празднество святочные дни.

      Бусы пятирядные, кофты, платья яркие,

      ряженые толпами, посошок до дна,

      царские медовые калачи на ярмарках,

      с гор крутых катания в санках до темна.

      Колеёй уезженной захмелевший, радостный

      мчит купец с молодкою на гнедых лихих —

      заметёт метелица след полозьев начисто,

      в проруби крещенской смоются грехи.

      Присев напротив спортплощадки,

      она следит за детворой,

      сливаясь с шумом, ввысь взлетает

      смех безмятежно-озорной.

      Век новый. Но под тем же клёном

      песка шуршащая гора,

      гирлянды стиранных пелёнок

      висят всё также на шнурах

      Их дворик, с окнами в геранях,

      богатств дороже для неё.

      Здесь сын, к ней крепко прижимаясь,

      впервые МА-МА произнёс.

      Малыш сегодня парень взрослый.

      Умелец… В доме чинит всё.

      Спортсмен, почти два