«Во истину тёмные дела творятся, – отодвинув в сторону документы, грустно размышлял Верховный главнокомандующий и государь Всея Руси, сидя за столом в кабинете Александровского дворца. – Не припомню столь беспокойных и нервных Рождественских праздников то ли из-за дерзкого убийства Распутина, который умел своей молитвой останавливать кровотечения у Алексиса, то ли из-за того, что потеряв молитвенника, так страдает жена, то ли из-за свары среди родственников. Впервые мы с Аликс не поздравили их, и не отправили рождественские подарки, – резко поднявшись, сцепил руки за спиной и не спеша пошёл к окну. – Зима… – глянул на расчищенные дорожки сада. – Рождество… Вот вам всем, – вспомнив, что когда-то был гусаром-забиякой, сложил кукиш и поднёс его к испещрённому морозом стеклу. – Не возьмёте, пока армия за меня… А в апреле начнём громить Германию, России отойдут проливы и Царьград, тогда общество и замирится», – взбодрив себя, подкрутил усы и набил пенковую трубку турецким табаком, присланным когда-то султаном.

      Со вкусом вдохнув душистый терпкий дым, решил навестить супругу.

      Попыхав трубкой, аккуратно положил её в серебряную пепельницу и вышел из кабинета, с удовольствием ощутив запах навощенного паркета и придворных духов, впитавшихся за многие годы в ткань обивки мебели, шторы и гардины, крамольно подумав: «А ведь мне стало легче на душе после смерти Старца…» – огляделся по сторонам, будто испугавшись, что его тайную мысль может услышать Александра Фёдоровна. Но увидел не супругу, а огромное полотно с Екатериной Великой. Ему даже показалось, что прабабка заговорщицки подмигнула и улыбнулась.

      Он ошарашено остановился перед портретом, поймав себя на мысли, что на Святки всякое может померещиться, и, размышляя о чудесах, спросил у внимательно наблюдающего за ним арапа, где в данный момент находится императрица.

      – В комнате великих княжон, – сверкнув в улыбке крупными зубами, ответил тот.

      – Так будь добр, пригласи её в ореховую гостиную: «Ни к чему, чтобы дочери слышали о наших проблемах», – войдя в гостиную жены, чуть простонародно не сплюнул, наткнувшись взглядом на гобелен «Мария-Антуанетта и её дети» с картины Виже-Либрена: «Бестолковые французы, – не первый раз психанул он, отводя взгляд от изображения королевы. – Вечно всё делают наперекос. Не нашли ничего лучшего, как преподнести Аликс в подарок Антуанетту, которой взбунтовавшаяся чернь отрубила голову… А может это наша СУДЬБА? – ощутил на спине мурашки и холодный пот на лбу. – Святки, – успокоил себя. – Всё привидеться может и всякая ерунда в голову лезет», – обернулся на шелест шёлка.

      – Я жду тебя, любимая, – нежно поцеловал жену в щёку и помог устроиться в кресле, отметив, что она уселась таким образом, дабы свет из окна оставался за спиной и явно не