Лехаим, бояре, или Мельпомена смеется. Актерские байки. Татьяна Борисовна Альбрехт
Читать онлайн книгу.
Актер прощается со сценой, которой послужил почти 50 лет, в своей любимой роли Отелло. В роли Дездемоны молодая, импульсивная, темпераментная Е. Гоголева.
После спектакля один из дипломатов сказал: «Я ужасно волновался весь последний акт, как бы эта бешеная Дездемона не задушила бедного старичка Отелло».
Рассказывают, в пору революции Фёдор Иванович Шаляпин пришёл к художнику Константину Коровину:
– Меня обязали выступить перед конными матросами. Скажи мне, ради Бога, что такое конные матросы?
– Не знаю, что такое конные матросы, – сумрачно ответил Коровин, – но уезжать надо.
Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ представлял собой два театра: контора Станиславского – контора Немировича, секретарь того – секретарь другого, артисты того – артисты этого…
Однажды, говорят, было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провели переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения: после спектакля «Царь Федор Иоаннович», поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа.
Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева – Немирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики «ура», цветы и прочее… Они оба сценарий приняли: им самим давно надоела дурацкая ситуация.
В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, Немирович-Данченко и Станиславский двинулись из кулис навстречу друг другу… Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Немировича-Данченко, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Немирович-Данченко, увидев это, заторопился, зацепился ногой за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Немировича, развел руками и пробасил: «Ну-у… Зачем же уж так-то?..» Больше они не разговаривали никогда.
Вот байки от блестящего писателя и литературоведа Владимира Яковлевича Лакшина, родители которого всю жизнь проработали во МХАТе.
Старейший московский актер Мозалевский, в силу своей ужасной шепелявости весь театральный век простоявший в массовке без единого слова, тем не менее под конец жизни превратился в памятник самому себе: шутка ли – столько лет безупречной службы! В день празднования пятидесятилетия МХАТ на сцену вышли только два артиста, участвовавшие в самом первом спектакле «Царь Федор Иванович»: премьерша Книппер-Чехова и вечный массовщик Мозалевский! В те времена вышла мемуарная книга генерала Игнатьева «50 лет в строю». Мхатовские шутники говорили, что Мозалевский тоже пишет книгу, которая будет называться «50 лет СТОЮ»…
Ну, книгу – не книгу, а кое-что стал «позволять себе»… Однажды Немирович-Данченко, имевший пунктиком непременное и доскональное знание каждым актером биографии своего персонажа, накинулся на него, переминавшегося с ноги на ногу в толпе гостей в доме Фамусова:
– Почему